Лариса Малмыгина: Неприкаянная душа

По характеру последыш милой сестрицы напоминал мне Настеньку из сказки «Морозко». Старшие ее дочери были замужем, имели на две семейки трио мальчиков и дуэт супругов. И все каким-то образом умудрялись помещаться в одной четырехкомнатной квартире. На оставленные тетушкой деньги Жанна купила домик в деревне, в который они уезжали на выходные дни всей оравой, оккупируя на четверть пригородный автобус. Остальные «бабки» диковинно испарились. Куда их потратила наследница, никто не знал.

Вручив Аллочке кипу научных, и не совсем, трудов многочисленной армии изобретателей от медицины и магии, я вновь почувствовала эфирное прикосновение к своим волосам. Тихонько, про себя, я выругалась и твердо решила сходить к психотерапевту. Но тут, взглянув в испуганные глаза племянницы, поняла, что ОНА ЧТО-ТО ВИДИТ. Помертвевший взгляд девочки замер на определенном предмете, явно не внушающем ей доверия. Я резко обернулась: неясная серебристая тень метнулась к портьерам и в мгновение ока растаяла в проеме окна. Коленки мои предательски задрожали, хотя разум с пеной у рта бросился доказывать им, что это всего-навсего банальная зрительная галлюцинация. Ойкнув, Алла начала медленно съезжать по стене, конвульсивно захватывая алебастровыми устами ионизированный воздух моей обожаемой квартиры.

— Успокойся, это — игра теней, — с состраданием наклонившись над хрупким обмякшим тельцем, пролепетала я.

— А почему эту игру увидели мы обе, и сразу? — икнула бедняжка, приоткрывая черный зрачок в левом карем глазу.

— Бывают же массовые обманы зрения, — поглаживая блестящие рыжие волосы трусишки, натянуто улыбнулась я, — например, пресвятая Богородица не раз являлась народу.

— Наверное, — шмыгнула носом Аллочка, метлой выметаясь в коридор.

Наконец-то я смогла сесть на диван и серьезно обо всем подумать.

Родилась я 13 сентября в глухую полночь. Не придавая этому значения в молодости, в зрелом возрасте я стала обращать внимание на то, что порою со мной творятся, мягко говоря, необъяснимые вещи. Возможно, виновата в этом чертова дюжина, возможно, просто обстоятельства, но только стоит кому-то обидеть меня, заставить заплакать, через некоторое время у него возникают серьезные проблемы в жизни. Я не желаю никому зла, стараюсь не обижаться на обидчиков, зная про грустные последствия, ожидающие их, но жизнь распоряжается по-своему. То же случилось и с моей Жанкой. Когда умирала от рака тетка, сестричка, зная про завещание, заблаговременно оформленное на ее имя, не приехала ухаживать за страдалицей и хоронить ее. Она без особой благодарности приняла у благодетельницы высланные ей на дорогу деньги, а затем просто исчезла с нашего поля зрения. Весь утомительный процесс ухода за умирающей, а также душещипательные проводы на тот свет легли на мои хрупкие плечи. Сначала я плакала от отчаяния, стирая испачканные простыни и пеленки несчастной, которая, ко всему прочему, не желала признавать памперсы, бегая по магазинам за продуктами, так как тетушка, несмотря на страшную болезнь, обладала повышенным, не свойственным онкологии, аппетитом, прибирая насыщенную человеческими испражнениями квартиру. Потом успокоилась. Но даже в самое трудное время, покорно подставляя фиолетовые ягодицы под жуткие шприцы с сернокислой магнезией, чтобы снизить высокое кровяное давление, которое в те страшные дни преследовало бесплатную сиделку и уборщицу, я не хотела зла Жанне.

И еще: иногда я знаю то, чего совсем не знаю. Например, представляют мне совершенно незнакомого человека, а имя его уже настырно крутится в моей голове. И не только имя. Но и отчество, фамилия, место жительства.

После ухода в мир иной папы, мама осталась одна, ни за что не соглашаясь переехать ко мне в соседний город. Она каждый божий день ходила на кладбище, жгла ночами перед иконами свечки и тихо угасала. Тогда и посоветовали ей люди пустить в дом квартирантку — молодую женщину с десятилетним ребенком. Не зная об их совете, однажды, лежа на своем раритетном диване, я увидела под потолком такую картинку: крашеная блондинка Роза ходила по квартире моей юности и вытирала пыль с полированной мебели мокрой тряпкой, чего моя требовательная родительница не разрешала делать нам строго-настрого, объясняя запрет тем, что «полировка после воды всенепременно побелеет». Около злостной нарушительницы хозяйских законов бегал мальчик и изъяснялся с нею на пальцах.

— Его зовут Альберт, — с готовностью шепнули мне на ухо, — позвони домой.