Фредерик Браун - Великие утраченные открытия

В те времена водородных бомб никто не взрывал, но к тому времени как устройство было готово, лейтенанта занесло на один корабль — крейсер, который пересекал Тихий океан, направляясь к атоллу под названием Эниветок. Пошёл слух, что они здесь ради помощи при первом взрыве водородной бомбы.

Лейтенант Хикендор решил затеряться — спрятаться на острове и быть там, когда бомба рванёт, а также быть там целым и невредимым после того, как бомба рванула, чтобы таким образом отмести всякие сомнения в жизнеспособности своего открытия — защиты против самого мощного оружия всех времён.

Проще задумать, чем сделать, однако он спрятался, во время обратного отсчёта подполз к бомбе поближе и был в считанных метрах от неё, когда она рванула.

Расчёты Хикендорфа доказали свою непогрешимость. Он ни капельки не пострадал: никаких царапин, синяков и ожогов. И всё-таки кое-что лейтенант не предусмотрел, и это кое-что произошло. Его сдуло с лица Земли на скорости, которая во много раз превышала вторую космическую. Прямо в космос, даже не на орбиту. Через сорок девять дней он упал на Солнце, всё ещё целый и невредимый, но, увы, давно мёртвый, потому что воздуха внутри поля хватило всего на несколько часов, и таким образом человечество лишилось его открытия по меньшей мере до конца двадцатого века.

Третье открытие, сделанное и утраченное в двадцатом столетии, — это секрет бессмертия. Его отыскал в 1978 один малоизвестный московский химик, некто Иван Иванович Сметаковский. Сметаковский не оставил никаких записей. Мы не знаем, ни как он пришёл к своему открытию, ни откуда узнал, не проверив, что оно действует. Просто оно испугало его до смерти по двум причинам.

Он боялся передать секрет миру, понимая, что стоит поделиться им даже с собственным правительством, и тот рано или поздно просочится через железный занавес, став причиной хаоса. СССР, безусловно, справится со всем, но в более диких и необузданных странах лекарство для бессмертия неминуемо вызовет взрыв численности населения, который наверняка приведёт к нападению на просвещённые коммунистические державы.

Сам он это средство тоже принимать опасался, потому что не был уверен в своём желании стать бессмертным. Учитывая положение дел в самом Советском Союзе, не говоря о том, каково оно за его пределами, стоило ли так уж стремиться к вечной или хотя бы запредельно долгой жизни?

В итоге Сметаковский пришёл к компромиссу: он не только не передаст свой секрет другим, но и не воспользуется им сам до тех пор, пока окончательно не определится с решением.

А тем временем он носил с собой единственную дозу своего препарата. Совсем мизерная, та помещалась в нерастворимой крошечной капсуле и крепилась за щекой к одному из вставных зубов, чтобы нечаянно не проглотить.

Но при желании для бессмертия было достаточно залезть в рот и раздавить капсулу пальцем.

И вот однажды Сметаковский решился. Его тогда забрали с крупозной пневмонией в одну московскую больницу, где он подслушал разговор между врачом и медсестрой, которые ошибочно посчитали его спящим. Так он узнал, что жить ему осталось всего несколько часов.

Страх смерти пересилил страх перед бессмертием, что бы оно с собой ни несло, поэтому, как только врач с медсестрой покинули палату, Сметаковский раздавил капсулу.

Раз уж смерть неминуема, возможно, препарат успеет спасти ему жизнь.

Тот и впрямь успел, но к тому времени, как он подействовал, Сметаковский погрузился в полубессознательное состояние и начал бредить. Три года спустя, в 1981, он всё ещё бредил, не приходя в себя. Русские учёные, всё-таки определившись с диагнозом, прекратили ломать головы над этим случаем.

Сметаковский явно принял какое-то лекарство, делающее его бессмертным — лекарство, которое невозможно выделить и проанализировать — и оно не даёт ему умереть и, по всей видимости, так будет неопределённо долгое время, а то и вечно.

Но, увы, пневмококки в теле пациента тоже стали бессмертными, и та бактерия — diplococci pneumoniae — с которой началась пневмония, теперь продолжала поддерживать её вечно. Вот почему врачи, будучи реалистами, решили не обременять себя до бесконечности повседневным уходом за больным и попросту его похоронили.