Андрей Лях: Синельников на том свете

И после этих его слов дверь у меня за спиной открылась сама собой. Я поднялся, ангел еще раз приветливо кивнул, и я очутился на улице.

А там творилось какое-то смятение. Народ бежал со всех ног. Куда бежал? Это не вдруг поймешь... Здешние улицы идут, как бы это назвать, секторами, и сходятся эти секторы к еще одной высокой ограде, можно сказать, стене, по верху которой прогу­ливается Небесное Воинство — о нем речь впереди — и посматривает, чтобы из на­ружных секторов за стену никто не сунулся. Там обитает публика более высокого звания, и жизнь у нее отдельная. Сдается мне, за той, второй стенкой, есть следую­щая, для деятелей покруче, совсем уж святых, и так еще много раз, поскольку предела духовному совершенствованию не существует -.

Так вот, над всеми этими секторами и заборами открылась вдалеке сверкающая не то сцена, не то арена, и на нее, без всяких метафор, буквально потоками откуда-

то сверху лился свет. На сцене стоял человек — крошечная темная фигурка, и мож­но было разобрать, что в руках у него гитара, и что он поклонился, и грянул не то рев, не то овация, и сейчас же опустился какой-то исполинский занавес, и вся кар­тина скрылась из глаз. Толпа еще постояла, повздыхала и начала расходиться.

— Что это было? — спросил я.

— Высоцкий сейчас будет выступать перед Господом, архангелами и Высшим Синклитом, — ответил мне почтенного вида старичок. — Сподобился.

— А нам нельзя посмотреть?

Он покачал головой.

— Сказано тебе, чадо неразумное, — перед Господом и архангелами.

— Отец, да ведь мы тоже люди (чуть было не сказал — «живые люди»), нам ведь тоже интересно. Устроили бы трансляцию — что же тут такого?

Он посмотрел на меня как на психа и ушел. Я побрел куда глаза глядят, в чувствах, надо сказать, самых противоречивых, и тут только заметил, что уже смер­кается, народ расходится по домам, и улицы постепенно пустеют. Вот ведь дурак, на­до было спросить у этого толстоноса четырнадцатого разряда о ночлеге! Но вообще-то здесь рай, особых трудностей вроде не должно быть. Я завернул за угол и посту­чал в первую попавшуюся дверь.

Открыл мне какой-то дядька начальственного вида, ростом метра под два, за спи­ной у него, в глубине, расположилась небольшая, но, похоже, веселая компания.

— Прошу прощения, — начал я, чувствуя себя полным идиотом. — Мужики, я только сегодня прибыл, определиться пока никуда не успел, не пустите переноче­вать? Или скажите, может, тут гостиница, или что-то в этом роде...

Дядька избавил меня от необходимости заканчивать фразу, попросту захлопнув дверь — я еле успел голову отдернуть. Впрочем, поиски мон тоже быстро пришли к кон­цу, потому как меньше чем через минуту передо мной предстало Небесное Воинство.

Небесное Воинство — это ангелы, самые крутые ребята в раю. Все они писаные красавцы, носы у всех прямые, глаза серые, кудри вьются мелкими кольцами, брови вразлет, на подбородках — ямочки; одеты в золотые кольчуги на манер рыбьей че­шуи, в красные плащи, а за спиной крылья — самые большие крылья в раю, на голо­ве шлемы — тоже золотые и тоже с перьями. Являются они всегда, точно с неба валятся, с шелестом и ангельским дуновением.

Я и ахнуть не успел, как очутился в кольце этой гвардии, и какой-то ангел — раз­личить их нет никакой возможности — грозно спросил:

— Какие проблемы?

Я стал объяснять, что вот, мол, такие дела, по не зависящим причинам оказался без жилья и документов, и нельзя ли... Но и эти дослушивать меня не стали, а под­хватили под белы руки и понесли куда-то, да так лихо. Краткое время я стелился по ветру, как паровозный дымок, затем мы подлетели к Райским Вратам, и дальнейшее путешествие я продолжил уже один, проскакав в силу инерции по облакам, а Врата за моей спиной с лязгом захлопнулись, и внутри загромыхал, судя по всему, весьма солидный засов.

Наступила ночь, засияли звезды, и тут обнаружилась неожиданная особен­ность моей бессмертной сущности — она явственно начала подмерзать. Ни есть, ни пить, ни всего прочего мне не хотелось, но космический холод ощущался иполне конкретно. Сперва я прыгал и поеживался рядом с Вратами, надеясь не­известно на что, потом принялся двигаться перебежками вдоль стены и боксиро­вать с тенью. Все это мало помогало. Тогда я попробовал зарыться в облака, и здесь убедился, что мне не первому пришла в голову эта счастливая мысль. Из недр особенно привлекательной на вид тучки, похожей на русскую печь, раздал­ся незнакомый голос: