Генри Каттнер - Профессором меньше

— Да не стараюсь я, честно! — сказал я. — Только, по-моему…

— Не наделай бед! — пригрозила мне мамуля, и тут мы услышали, как в мезонине дедуля заворочался.

Порой дедуля не двигается неделями, но в тот вечер он был прямо-таки живчик. Мы, само собой, поднялись узнать, чего он хочет.

Он заговорил о прохвессоре.

— Чужак-то, а? — сказал дедуля. — Продувная бестия, паршивец. Редкостные губошлепы собрались у моего ложа, когда я сам от старости слабею разумом! Один Сонк не без хитрости, да и тот, прости меня господи, дурак дураком.

Я только заерзал на месте и что-то пробормотал, лишь бы не смотреть дедуле в глаза — я этого не выношу. Но он на меня не обратил внимания. Все бушевал:

— Значит, ты собрался в Нью-Йорк? Кровь Христова, да разве ты запамятовал, что мы как огня остерегались Лондона и Амстердама — да и Нью-Амстердама [1] Старинное название Нью-Йорка. — Прим. пер. — из боязни расспросов? Уж не хочешь ли ты попасть в ярмарочные уроды? Хоть это и не самое страшное.

Дедуля у нас старейший и иногда вставляет в разговор какие-то допотопные словечки. Наверное, жаргон, к которому привыкнешь в юности, прилипает потом на всю жизнь. Одного у дедули не отнимешь: ругается он лучше всех, кого мне довелось послушать.

— Ерунда, — сказал я. — Я ведь хотел как лучше.

— Так он еще речет супротив, ничтожный отрок, — возмутился дедуля. — Во всем виноват ты, ты и твоя родительница. Это вы сотворению устройства, кое пресекло род Хейли, споспешествовали. Когда б не вы, ученый бы сюда и не пожаловал.

— Он прохвессор, — сообщил я. — Звать его Томас Гэлбрайт.

— Знаю. Я прочитал его мысли через Крошку Сэма. Опасный человек. Все мудрецы опасны. Кроме разве Роджера Бэкона, и того мне пришлось подкупить, дабы… неважно. Роджер был незаурядный человек. Внимайте же — никто из вас да не поедет в Нью-Йорк. Стоит нам только покинуть сию тихую заводь, стоит кому-то нами заинтересоваться — и мы пропали. Вся их волчья стая вцепится в нас и разорвет в клочья. Не спасут тебя и твои безрассудные полеты, Лестер, — ты внемлешь?

— Но что же нам делать? — спросила мамуля.

— Да чего там, — сказал папуля. — Я этого прохвессора угомоню. Спущу в цистерну — и дело с концом!

— И испортишь воду? — взвилась мамуля. — Попробуй только…

— Что за порочное племя вышло из чресел моих? — сказал дедуля, рассвирепев окончательно. — Ужли не обещали вы шерифу, что убийства прекратятся, по крайней мере на время? Ужли и слово Хогбена — ничто? Две вещи пронесли мы сквозь века святыней: нашу тайну и честь Хогбенов! Посмейте только умертвить Гэлбрайта — вы мне за это ответите!

Мы все побледнели. Крошка Сэм опять проснулся и захныкал.

— Что же теперь делать? — спросил дядя Лес.

— Наша тайна должна остаться тайной, — сказал дедуля. — Делайте что хотите, только без убийств. Я тоже обмозгую эту головоломку.

Тут он, казалось, заснул; никогда нельзя утверждать про него что-нибудь с уверенностью.

На другой день я встретился с Гэлбрайтом в городке, как мы и договорились, но еще раньше я столкнулся на улице с шерифом Эбернати, который, завидев меня, злобно сверкнул глазами.

— Лучше не нарывайся, Сонк, — сказал он. — Помни: я тебя предупреждал…

Очень неудобно получилось.

Как бы там ни было, я увидел Гэлбрайта и рассказал ему, что дедуля не пускает меня в Нью-Йорк. Гэлбрайт не очень-то обрадовался, но понял, что тут уж ничего не поделаешь.

Его номер в отеле был забит научной аппаратурой и мог напугать всякого. Ружье стояло наготове, Гэлбрайт как будто ничего там не менял. Он стал меня переубеждать.

— Ничего не выйдет, — отрезал я. — Нас от этих гор не оттащишь. Вчера я брякнул, никого не спросясь, вот и все.

— Послушай, Сонк, — сказал он. — Я расспрашивал в городке о Хогбенах, но почти ничего не узнал. Люди здесь скрытные. Но все равно, их свидетельство было бы только лишним подтверждением. Я не сомневаюсь, что наши теории верны. Ты и вся твоя семья — мутанты, вас надо обследовать!

— Никакие мы не мутанты, — ответил я. — Вечно ученые обзывают нас какими-то кличками. Роджер Бэкон окрестил нас гомункулами, но…

— Что?! — вскрикнул Гэлбрайт. — Что ты сказал?..

— Э… издольщик один из соседнего графства, — тут же опомнился я, но видно было, что прохвессора не проведешь. Он стал расхаживать по номеру.

— Бесполезно, — сказал он. — Если ты не поедешь в Нью-Йорк, я попрошу, чтобы институт выслал сюда комиссию. Тебя надо обследовать во славу науки и ради развития человечества.