Юлия Фирсанова: Возвращение

– А ведь права! Ну ладно, Оса, бывай! Мы побежали домой, пока Макс Кешу с голодухи не схарчил.

Максом звали второго мужа Ленки, а Кешами всех попугаев, которых соседка заводила на своем веку. Честно признаться, которым был по счету данный экземпляр, я бы не смогла ответить и под дулом пистолета.

– Попугайчика жалко, поторопись, – бросила уже вслед подруге, та подавилась смешком, а Эдик весело тявкнул, то ли тоже сочувствуя птичке, то ли просто радуясь жизни.

Дверь магазина раскрылась, впустив меня и выпустив парочку занятых собой говорливых бабулек в сопровождении пожилого кавалера. Дедуля придержал створку не только для своих спутниц, но и для меня, сопроводив сие действие церемонным кивком. Я улыбнулась седовласому джентльмену и поблагодарила:

– Очень признательна!

Тот приподнял черную фетровую шляпу.

Покупателей в субботний денек было достаточно. Но одна из продавщиц, Олеська, вечно экспериментировавшая с цветом своих волос (сейчас она была ярко-розовой с зелеными перышками), махнула рукой. Я заспешила к прилавку.

– Как тебе причесон? – вместо «здравствуй» нетерпеливо спросила девушка.

– На себе я бы такое лишь в страшном сне вообразить смогла, а тебе идет, – ответила дипломатично. – На фламинго похоже!

Чистые серо-голубые глаза Олеськи заволокло облачко дум, девушка явно не знала, что такое фламинго, поэтому никак не могла сообразить, оскорбляю я ее или делаю комплимент. Пока у девчонки что-нибудь внутри не переклинило, пояснила:

– Это птица такая, красивая и романтичная, про нее еще Алена Свиридова пела, помнишь: «Розовый фламинго, дитя заката…» – Я намурлыкала мелодию.

– А, точно! – разулыбалась приятельница, контакты перестали искрить. – Так тебе чего?

Принялась перечислять, попутно достав из кармана джинсов четыреста пятьдесят рублей.

Олеська зашустрила по магазину, собирая мой заказ в бесплатный пакет с символикой торговой точки. (Это нововведение нашим бабулькам очень нравилось, и, чтобы получить побольше прочных пакетов, они ходили в «Лидию» по несколько раз в день.) Потом наманикюренные розовые пальчики Олеськи (вот по части маникюра я ее точно переплюнула, сейчас, например, мои ноготки были черного цвета с красными и зелеными звездочками!) застучали по клавишам кассы, и девушка выдала:

– Четыреста сорок восемь семьдесят!

Я протянула заготовленные купюры, Олеська завистливо вздохнула:

– Опять все точно рассчитала, а я вот весь день у кассы, а хоть убей, никак не могу прикинуть на глазок, что сколько стоит, когда сама за покупками отправляюсь!

– Рассчитывай не рассчитывай, а если тугриков нет, взять их неоткуда что мне, что тебе, – философски отметила я.

– Это верно, – снова блеснула улыбкой Олеська и, подмигнув, таинственно шепнула: – Между прочим, в подсобке миндальное печенье и трюфели еще не распаковывали! Тебе отложить, возьмешь?

– Искусительница, – томно простонала я и, не в силах устоять перед тающим во рту наисвежайшим лакомством, выложила на прилавок Ленкин должок. – Накидай на все!

Олеська юркнула в подсобку и вернулась с парой небольших свертков, сунула их в отдельный пакет, взвесила, потом бросила сверху на уже собранные продукты. Получив сдачу семь копеек, я сгребла продукты и, махнув продавщице рукой, направилась к выходу. Сзади, буквально в нескольких сантиметрах за моей спиной, кто-то громко фыркнул.

Я подскочила от неожиданности, едва не рассыпав по полу весь продуктовый набор, обернулась и икнула от неожиданности. Прямо на меня смотрела хитрая морда Дэлькора. Конь, рыжий хулиган с черным фингалом под глазом, стоял посреди магазина, тело по контуру светилось искристым сине-зеленым цветом, а вокруг и… сквозь него как ни в чем не бывало сновали люди.

– Забыла чего? – крикнула Олеська.

– Нет, на тебя еще разок посмотреть решила, фламинго, – помотала головой, в которую только что, подняв дыбом волосы, забрела жуткая мыслишка: «А что, если я все-таки сумасшедшая?»

В магазине стояла лошадь, моя лошадь из другого мира, только никто, кроме меня, ее в упор не видел и не слышал. Дэлькор стукнул копытом, проржал что-то нежное и попытался ткнуться мордой мне в плечо. Голова прошла насквозь, и я ничего не почувствовала, зато словно очнулась.

Блин! Да какая, на фиг, разница, в своем ли я уме, если мои друзья лишь видение, я хочу быть чокнутой! Очень хочу! Пусть никто ничего не видит, главное, чтобы видела я. Самое главное! Реальность для каждого человека своя, даже если мы живем рядом и ежедневно общаемся друг с другом. Это давным-давно известно философам. Вот я и применю этот постулат к практике! Сердце мое радостно забилось, соглашаясь с головой.