Карел Михал: Кокеш

— Пожалуйста, кофе, — сказал он, подходя к прилавку. Человек в шляпе на затылке, стоявший впереди Котлаха, обернулся, будто ужаленный, и показал свое багровое лицо.

— А ты не лезь, приятель, понял? Лезет вперед…

Это был пьяница из семейства задир, которые по воскресеньям, на трибунах рингов, вскакивают с ревом: «Дав-вай, б-бей!».

— Будьте добры, чашечку кофе, — обратился репортер к девушке за прилавком в подчеркнуто миролюбивом тоне.

Пьяница схватил его за рукав:

— А, не хочешь разговаривать, брезгуешь?!

— Брось, Карлушка, — предостерег пьяницу его приятель, сидевший за ближним столиком. — Это ведь газетчик, я видел, как он из редакции прется, ты его лучше оставь. Он так тебя осрамит, что не поздоровится! И все ему поверят.

— Нет, погоди, — качался на ногах Карлушка, — я ему покажу, как срамить приличных людей, которые никого не трогают!

Котлах положил на стол три кроны за кофе и вышел.

— Нет, погоди, я ему ребра пересчитаю, — не унимался Карлушка; внезапно он рванулся к двери и вывалился вслед за Котлахом на улицу, почти пустынную в это время. Полы пальто трепались о его согнутые колени, руки бессильно свисали по бокам, как у шимпанзе.

— Куда же ты спешишь, приятель? — схватил он Котлаха за плечо, дыша в лицо винным перегаром.

— Отстаньте, — сказал Котлах. — Идите прочь!

Он чувствовал, что верхняя губа у него подергивается, как у собаки, которую дразнили слишком долго.

— Идите прочь, — еще раз крикнул он темной фигуре, которая расплылась у него в глазах — такая ярость охватила его. — Убирайтесь отсюда, понятно?!

— Ага! — взвыл Карлушка. — Ты так! Думаешь, ежели ты интеллигент, то можешь каждого оскорблять? Ну погоди, я тебе покажу…

Темные круги пошли у Котлаха перед глазами, потом слились в одно большое пятно.

— Кокеш! — гаркнул он.

— Что хочешь? — выскочил гном из подъезда, обеими руками сжимая рукоятку дубинки.

Котлах посмотрел на одутловатое лицо Карлушки, отступил на шаг и повернулся к нему спиной.

— Того, кто за моей спиной, своей дубинкой успокой! — быстро проговорил он.

Кокеш подпрыгнул, взмахнул дубинкой, раздался глухой удар. Что-то треснуло, что-то металлическое упало на тротуар. Котлах обернулся.

Пьяница шатался, его сплющенная шляпа съехала почти на ворот пальто, и он озирался с идиотским видом.

— Да у него чёрт! — вдруг в ужасе заорал он и, взмахивая руками, как утка крыльями, побежал навстречу подъезжающему такси.

Кокеш сидел на корточках под деревом, с безнадежным видом прикладывая друг к другу половинки переломленной трухлявой рукоятки.

— Простите, сударь, — он виновато взглянул на Котлаха, — мне надо сбегать за новой рукояткой… Не можете ли вы тем временем проследить за этим господином…

Он вскочил и, пользуясь обломком рукоятки как рычагом, ловко приподнял решетку канализационного люка.

— Послушайте, Кокеш!

— Что угодно, сударь?

— Не надо дубинку. Лучше бы вы принесли мне, если можно, кусок проволоки, длиной примерно в метр. Я буду ждать вас дома.

— Слушаюсь, сударь, — с некоторым недоумением произнес Кокеш и спустил ножки в люк. — Но, прошу прощения, я не умею проволокой…

— Я знаю, Кокеш.

Когда решетка люка захлопнулась за гномом, Котлах сел на край тротуара, опустив голову на руки, и расплакался так, как не плакал с девятилетнего возраста. Он всхлипывал, шмыгал носом, а слезы ручьем катились по его толстому лицу.

Плакал он не от того, что разочаровался в Кокеше, и даже не от того, что имел сегодня очень неприятный день…

Karel Michal. "Kokes" (1961)

Перевод с чешского Н. Аросевой.

Журнал «Наш современник», 1964, № 8, с. 83–92.

Сканы предоставлены Владимиром Павловичем Мильгуновым