Антон Краснов - Семь отмычек Всевластия

— Каким? — затаив дыхание, задал вопрос Женя Афанасьев и бросил взгляд на статную фигуру Галлены: что же за чудовище было ее отцом?..

— Ты должен знать его. Я вижу в твоем мозгу страшное имя, и даже в его мозгу, — Вотан показал на Коляна, — даже в его мозгу, где теснятся непонятные мне слова ничтожного и темного смысла — «бля», «е…ть», «в натуре», даже среди всего этого есть его имя. Это имя — Люцифер.

Все сжались. Мунин сорвался с плеча Вотана, и вновь крик разорвал надвое его клюв, сорвавшись…

…каплями воды со стены прибрежного утеса. Ворон закружился в голубом небе, разламывая набрякший перед грозой, словно налившийся свинцом тяжелый воздух, недобрый, как хриплое дыхание убийцы… Закружился, а потом вдруг пал вниз, вдоль отвесной стены, блестящей прожилками слюды.

И опустился на плечо человека. Человека ли?

— Хугин, — тихо произнес человек, — ну вот и я. Я долго ждал этого часа. Но напророченное и разлитое в первичном эфире всегда сбывается. Сталь становится воском, небо падает на землю, и у змей растут крылья… Хе-хе. Идем, Хугин. У нас будет много дел.

И темный силуэт шагнул вперед, вогнавшись в скалу; по ее поверхности пробежало слабое прерывистое мерцание… скала пророкотала что-то недоброе, глухо сведенное болью — и у камня есть своя боль! — и через мгновение не осталось даже тени на песке, которая могла бы ответить на вопрос: КТО был здесь?

— Почему именно «Тео-банк»?

Вопрос завис в воздухе вместе с Поджо, который, вцепившись зубами в дверной косяк, раскачивал свое массивное тело на манер качелей. Осталось только удивляться крепости его зубов и еще выпить за упокой души его стоматолога: тот, по всей видимости, умер голодной смертью без работы.

— «Тео-банк»? — повторил Афанасьев задумчиво. — А это очень просто, уважаемые кандидаты в боги. Тео с древнегреческого языка и переводится как бог. Теос — бог. Древняя Греция, — тотчас же добавил он, — это такая страна, где почитался в качестве верховного божества ваш родитель, уважаемый Альдаир. Кстати, как поживает Зевс на родине?

— Умер, — мрачно признался Альдаир, наблюдая, как Поджо падает на пол вместе с выгрызенным из дверного косяка куском в зубах. — От старости скончался на руках детей.

«Великий бог Зевс Громовержец, умерший от старости… Смешно», — подумал Афанасьев, и тут же могучая рука диона приплющила его к полу:

— Ничего смешного, презренный!

«Черт побери, ведь они читают мысли с той же легкостью, с какой я прочитал бы букварь для первоклашки!.. Совсем, совсем забыл!»

— Вот именно, — сказал Альдаир, сменив, однако же, гнев на милость, — и впредь будь разборчив в своих мыслях. Неведомо мне, что такое «первоклашка», но, наверно, что-то вроде букашки и таракашки. А ты причесывай свои мысли, иначе выдерну я их, словно волосы с головы твоей. Уяснил сие?

— Да… Александр Сергеевич, — заставив себя говорить льстиво, отозвался Женя и открыл зубы в вымученной улыбке. Обращаться к своим мыслям еще раз он посчитал неизмеримой вольностью и роскошью: черт его знает, но этот проклятый Альдаир видит его череп насквозь, как аквариум с плавающими в нем золотыми рыбками.

Вошел Колян и с порога обратился к Афанасьеву:

— Женя, насчет банковского офиса я договорился, юристов подключил, оформление идет, но нужен конкретный нал. Бабла недостаточно, нужно еще настругать.

Женя, который уже битый час объяснял наиболее толковым дионам, Альдаиру и Галлене, суть готовящейся операции, даже не успел ответить. Новоиспеченный Александр Сергеевич Дворецкий встал в полный рост и величественно обратился к Ковалеву:

— Как смеешь ты, наглец…

— Своим нечистым рылом здесь чистое мутить питье мое с песком и илом, — пробормотал Афанасьев.

— Кто это изрек? — Белокурый дион развернулся всем своим монументальным корпусом. — Да как ты посмел?

— Это не я посмел, а некто Крылов Иван Андреевич, — отозвался Афанасьев, ощущая первые (а потом и вторые) признаки негодования, — он-то и изрек.

— За эти слова его мало испепелить, — уже добродушно проворчал Альдаир, усаживаясь обратно на кованый диван.

— Поздно. Он умер почти два века назад. От заворота кишок. Переел, понимаете ли, — проговорил Женя и выразительно покосился на Поджо, который крутил в руках фарфоровую пепельницу в форме бублика, а потом с хрустом откусил половину. — Тоже ел много и не по делу.