Рядом со мною медленно брели сородичи. Они чувствовали то же самое, что и я. Это нас сближало. Даже с закрытыми глазами я мог сказать, сколько их вокруг и где.
И мы вместе шли к цели.
Да. Теперь у меня была цель. А в моей жизни появился смысл…
«Жраааать!!!»
Природа дышала осенью. Алые спицы заходящего солнца, огибая стволы деревьев, медленно скользили по мшистому лесному ковру, порождая замысловатые тени. В подступающей вечерней тишине не было слышно ни звука, ни писка. Даже карликовый рылосвин спрятавшись под пеньком, настороженно водил пятаком, с подозрением прислушиваясь к чавканью глубоко увязающих в густом, болотистом мхе кирзачей. Ужин был безвозвратно испорчен — он отвлекся на звук, и пойманная было белка проворно сиганула обратно на дерево. Эх, вздуть бы гада! Но чужак был в несколько раз больше, непривычно пах, и поэтому голодный пупырчатый хищник теперь лишь воинственно раздувал ноздри и пучил глаз из укрытия, наблюдая, как одинокая фигурка, окруженная невесомым хороводом неторопливо облетающей листвы, то спотыкаясь, то увязая в трясине, торопливо продвигалась вперед.
Идти было трудно, но необходимость раздобыть лекарство для неожиданно свалившегося отца, оставшегося на мельнице, заставляла упрямо продвигаться вперед. Если он не поправится — не будет зерна. Не будет зерна — не будет денег. Не будет денег — они умрут.
Шаг, еще шаг…
Женя впервые пересекала Топь.
Тяжелый костюм сковывал движения, безразмерные отцовские сапоги, в которых нога болталась даже несмотря на четыре пары носков, то и дело грозилась сдернуть чавкающая голодная трясина. Мотающийся на груди автомат больно тыкал по ребрам. Руки заняты: одна — длинной сучковатой палкой, которая то и дело совалась в мох, нащупывая путь, другая — корзинкой с грибами и мелкой самодельной снедью с их фермы — на продажу. Да плюс увесистый рюкзак за спиной, на лямке которого болтался компас — единственный ориентир в этих опасных и непривычных местах.
Рюкзак…
Пальцы вот уже, наверное, в сотый раз с опаской коснулись молчавшего дозиметра. И зачем согласилась? Ее извечная, дурацкая слабость всем помогать. При упоминании о недавней сделке девушку снова прошиб озноб, и она, зазевавшись, споткнулась о трухлявый пенек, чуть не ухнув носом в усыпанную поздней брусникой кочку.
Дура! Только теперь-то чего уж… И к тому же деньги за «проезд» — им с отцом столько и за полгода не выручить.
Да и все равно по пути.
Стряхнув вновь нахлынувшие сомнения, Женя поудобнее перехватила палку и, прислушавшись, снова оглянулась.
Все было тихо, только в отдалении воинственно хрюкнул оставленный без ужина рылосвин. Девушка никогда его не видела и внутренне порадовалась, что встреча со зверем так и не состоялась — патроны отец строго-настрого велел не расходовать понапрасну, а с засунутым в голенище сапога ножом она еще плохо обращалась.
Солнце почти закатилось, и казалось, что оставленный позади редкий лес был щедро облит красной каской. Цепочка наполненных водой следов, оставленная Женей, медленно исчезала — примятый лиловый мох упруго распрямлялся прямо на глазах, снова напитываясь влагой. Как и не шел никто.
Сверившись с компасом, девушка приободрилась. До плота у переправы на пути к Рынку она успевала затемно. Стянув респиратор, Женя с наслаждением вдохнула морозный вечерний воздух и шагнула было вперед…
— А ведь говорил меня в брезент завернуть.
Хрипловатый голос, неожиданно раздавшийся из-за спины, заставил вздрогнуть. Женя почувствовала, как на лбу, мгновенно пропитав вязаную шапку, выступила испарина. С самого начала пути она боялась с НИМ заговорить.
— Зачем? — поборов страх, тихо спросила она.
— Они меня учуяли. Ховаться надо.
Девушка резко обернулась, загнанным зверьком озираясь в поиске чужаков. Лес позади нее по-прежнему был пуст.
Хотя…
Где-то в отдалении, пока что чуть ощутимо выделяясь на фоне тихого жужжания просыпающихся ночных насекомых, можно было различить монотонный звук мощного двигателя гусеничной самоходки. Той самой, которую она видела вчера в цирке, куда ее отпустил отец.
Погоня все-таки приближалась.
* * *
Когда пропажу заметили, началась сущая чехарда. Несущийся по коридору подсобки Карабасыч словно ураган сокрушал все на своем пути. Раздувающиеся на ветру брезентовые своды передвижного цирка-шапито то и дело оглашались нечленораздельными воплями и витиеватыми матюками, адресованными каждый по конкретному адресу.
Читать дальше