Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Голова у Семёнова шла кругом: как эти люди попали в дальние дали? В результате какой необъяснимой силы оказывались заброшены за тысячи километров от Москвы? Физически никто не пострадал, но никто из них почти ничего и не помнил, кроме имени-фамилии и чёткого адреса: улица Академика Королёва, дом № 48. Семёнов, думая с утра до вечера о той страшной силе, которая может так легко творить подобные чудеса, попытался найти во всем хоть какую-то систему и по мере обнаружения людей, вкалывал красные флажки в карту мира — каждый флажок в том месте, где был обнаружен очередной жилец с улицы Академика Королёва. Никаких секретных знаков эта работа не выявила, системы в этом не было.

Попытки определить, отчего люди оказывались именно в тех местах, где были найдены, нет ли в этом также какой-то закономерности, тоже оказались безуспешными. На вопросы никто не отвечал, многие тупо глядели в потолок или напевали странную песенку: «Если завтра война, слепим пушки из говна. В жопу пороха набьём, всех буржуев перебьем».

Странности плодились с какой-то космической скоростью. Жилец, который шпарил наизусть из «Слова о полку Игореве», данной книги, по уверению родни, вообще никогда не видел и про неё даже слышать не мог. Знаток Шатобриана был водителем в гараже администрации Президента РФ и книг в руках отродясь не держал. И так далее. О стороже «Продмага» дяде Васе речи и вообще не было, у того было лишь три класса образования и полное незнание правил умножения. Просто чудеса в решете!

Но следы десяти человек затерялись. Эти десять как в воду канули. Семёнову принесли их список, который он в данный момент изучает, сидя в своем кабинете на Тверской. Иногда он встаёт, закуривает сигарету и подходит к окну. Каждый день за окном одна и ту же картина — толпы злобно настроенных журналистов телекомпаний разных стран мира кидаются ко всем выходящим и выезжающим за ворота прокуратуры, требуя информации.

Прокурорские только отмахивалась: мы сами ничего не знаем! Им не верили, критиковали нещадно за непонятную секретность всего и вся.

Не входит в задачу прокуроров определять марку металла, из которого произведён упавший НЛО, уточнять состав ДНК павших в бою с землянами инопланетян. А вот судьба людей прокуратуру сильно волнует. Только люди могут с точностью до минуты восстановить события той ночи, объяснить причины агрессивного поведения инопланетян и их скоропалительного отлёта с Земли.

Но это в идеале. Опрос тех, кого привезли в клинику Кащенко из разных частей света, не дал никаких результатов. Разве что Семёнов и его молодой помощник Алексей Бубукин (тот недавно на следственной работе и для него происшествие в Останкино — уникальная школа жизни), наслышались и навидались такого, чего никогда бы не нафантазировали. Жильцы дома № 48, вернувшиеся чёрт те знает, откуда, вдруг разом научились и петь, и стихи читать на разных языках и даже сочинять теоремы. Один больной, а, по мнению врачей, жильцы дома № 48 все теперь душевно больны, а особенно, совершившие этот головокружительный полет за тысячи километров от Москвы, экстраполируясь в ночи, как в каком-нибудь фильме ужасов, обратился к Семёнову на чистейшей латыни. И не просто так, а с выражением, размахивая руками, гневаясь на его непонимание.

— Что он говорит? — спросил Семёнов у психиатра.

Тот, вслушавшись, процитировал:

— Persaepe accidit, ut utilitas cum honestate certet.

— Что это значит? — спросил Семёнов с раздражением. Когда он чего-то не понимал или не знал, то злился.

— Очень часто случается так, что выгода — utilitas — спорит с честностью — honestate, — перевёл тот.

— Ах, как интересно! — сказал Семёнов с иронией. — Глубокая мысль.

Больной, строго глядя в глаза Семёнову, разразился длинной и гневной тирадой. Семёнов попросил по возможности перевести сказанное. Психиатр, изучавший латынь в институте, только головой качал в тихом обалдении: это ж выступление Цицерона, его, так называемая, Первая филиппика против Марка Антония и сделал попытку перевести на слух несколько предложений.

Семёнова, надо сказать, очень удивило их современное звучание:

— Но вот, чего я опасаюсь сильнее, — переводил врач, — как бы ты не ошибся в выборе истинного пути к славе, не счел, что быть могущественнее всех, внушать согражданам страх, а не любовь — это слава. Пользоваться любовью у граждан, иметь заслуги перед государством, быть восхваляемым, уважаемым, почитаемым — всё это и есть слава; но внушать к себе страх и ненависть тяжко, отвратительно; это признак слабости и неуверенности в себе.