Юлия Васильева - Управлять дворцом не просто

«Подтяжки» согласно закивал головой, не зная, какие подобрать слова в данной ситуации.

— Мне очень жаль, что вы стали свидетельницей такой некрасивой сцены, — наконец нашелся он. — Но это учебный процесс, и ничего тут не поделаешь.

Да, с таким учебным процессом точно ничего уже не поделаешь. Я попыталась изобразить понимание и глубокое сопереживание на лице.

— Проходите же, садитесь. — Он широким жестом указал на длинный стол, примыкавший к кафедре. — Пора бы нам уже и начинать.

Толстая муха лениво кружила над обломками кафедры и, кажется, была сейчас единственным разумным существом во всем помещении. Я сидела, подперев щеку кулаком, и мысленно проклинала тот день, когда мне пришла в голову идея нанять мага. Шрамированый маг, на которого я возлагала большие надежды, буквально рассыпался на глазах: кончилось все тем, что при попытке встать со стула по окончании собеседования его разбил жестокий радикулит, и беднягу пришлось выводить под руки из аудитории. Другая магичка вовсе отказалась демонстрировать хоть сколько-нибудь хозяйственно-полезную магию — вместо этого она предсказала мне по линиям руки разбитое сердце и дальнюю дорогу, за что и была выгнана вон.

Плешивый старичок, обративший на себя мое внимание еще в коридоре, первым делом показал свою лицензию, выданную Греладской академией магии около сорока лет назад. А затем, надев полуночно-синий плащ со звездами, продемонстрировал несколько занятных, но не имеющих никакого отношения к магии фокусов. На мой иронический вопрос, не состоял ли его отец в попечительском совете академии (господин Бабульба при этом слегка порозовел), старичок на полном серьезе спросил: «А что, надо?» Если надо, то его «батя» (и ныне здравствующий бодрый девяностолетний владелец мясной лавки) вступит хоть сейчас.

После таких выступлений только декан Бабульба не терял ни терпения, ни надежды.

— Вон какой молодец, — похлопывал он красной ручищей очередного претендента. — Семь лет провел у нас в академии!

— У вас же шестилетнее обучение, — удивилась я.

— Так семь лет даже лучше, — не терял радостного энтузиазма Бабульба. — «Повторенье — мать ученья», так сказать. Вы бы видели его магию превращения — это просто искусство, говорю я вам. Сержик, продемонстрируй!

Сержик оказался сутулым мужчиной с презрительно искривленной линией губ. С того момента как он зашел в аудиторию, единственным словом, которое я от него услышала, было его имя — все остальное время разглагольствовал декан, нахваливая Сержика, как торговец подозрительный товар на рынке.

— Может, обойдемся без демонстраций? — нерешительно спросила я, памятуя о неудачной попытке предыдущего соискателя с помощью левитации передвинуть кафедру, в результате чего академии теперь придется разоряться на новую мебель.

Но ни Сержик, ни декан меня уже не слушали: один шептал заклинание, второй постоянно его поправлял и что-то подсказывал.

— Что за леший?!

Казалось, результат совместных усилий больше всего поразил самих силящихся.

Моя «утиная» шляпка, до того мирно лежавшая передо мной на столе, внезапно отрастила себе две красные перепончатые лапы и, спрыгнув на пол, важно пошла к выходу из аудитории. Я проводила ее спокойным взглядом: шляпку было не жалко, а за последние два часа я насмотрелась еще и не такого.

— Ваше искусство сейчас уйдет вместе с моей шляпкой. — Скрывать насмешку в голосе было бессмысленно. — Ловите ее и не возвращайтесь, пока не расколдуете.

Сержик что-то процедил сквозь зубы декану и вышел за дверь. Господин Бабульба в сердцах плюнул ему вслед:

— Паршивец неблагодарный!

Я взяла резюме «паршивца» и, разорвав на четыре части, выбросила в корзину для мусора, которая уже была наполовину полна.

— Следующий!

В аудиторию решительным шагом зашел давешний коротышка в меховой шапке, он снисходительно посмотрел на декана и положил передо мной свое резюме, написанное каллиграфическим почерком. Чернила на бумаге еще до конца не просохли.

Брови господина Бабульбы в который уже раз за сегодняшний день стали стремительно приближаться к линии роста волос:

— Альбер, как это понимать?

— Заявление я написал, оно лежит на столе в вашем кабинете, поэтому теперь самое время побеспокоиться о собственном трудоустройстве.

Декан в кои-то веки сел на свой стул:

— Но я же это место приберегал для наших выпускников, — как-то растерянно и обиженно пробормотал он.