Наталья Лукьянова: ВИА «Орден Единорога»

Собственно, к чему это? А к тому, почему — «Хлебушко». Как-то раз один из младших «мифов», когда в желудке стало так же пусто, как дома в холодильнике, дернул в семьдесят пятую квартиру и, услышав обычное в подобном случае: «Обождите, молодой чемодан», в волнении прильнул ухом к косяку. «Не Хлебушко, другой мелкий, но с тем же паролем…»— услышал он разговор. Пацан отпрянул от двери, и она распахнулась, пропустив огромный батоновый бутерброд с вареньем и яблоко. А вождь компашки стал «Хлебушком». Впрочем, он это, как и все вообще, воспринимал со спокойствием краснокожего. Только в играх раскрывался весь темперамент этого сероватого низкорослого подростка, с лицом тоже несмываемо пропечатанным, только «улицей»и «беспризорностью», в извечном, допотопном свитере с закондевевшими обшлагами и утеплением из школьной куртки без рукавов (курток таких, кстати, уже лет десять, как не выпускают) и резиновых сапогах. И тем не менее — вождь.

Беата, неистово молотя по струнам, вопила, прерываясь в самых неожиданных местах: «Солдат шел по улице до…», «…Мой и увидел этих ре…», «…Бят, кто ваша мама, ребята?»… малышня, вереща, теснилась вокруг кружков, потирая отшибленные места. Старшие, подсекая за Хлебушком, умело поддавались. «Мама — анархия! Папа — стакан портвейна!»

Однако, профессионализм — есть профессионализм. Беата и заметить не успела, как к еще не затормозившему «мерсу»подскочил шеф корпорации, и по незаметному знаку ведра были подхвачены . И вот уже, сгибаясь от неподъемной тяжести, стараются не расплескать; молча орудуя щетками и тряпками, как снаружи, так и внутри, доводят до рекламного блеска. Битька хотела подключиться, но Хлебушко запретил портить руки (сам он уже знал, что такое ревматическая ноющая боль в суставах) и распорядился «магнитофонить».

Продолжая Цоя, Битька запела про алюминиевые огурцы, и про то, что твоя девушка больна, и что видели ночь и гуляли всю ночь до утра-а-а. Старалась изо всех сил, знала, что настоят на том, чтобы взять ее в долю при разделе выручки. Да и песни были хороши. Для каждой жилки хороши и радостны.

Хозяин, выколупывая антенной мобильника из золотых зубов остатки бифштекса с зеленым луком, вышел из чугунных ворот «Мифа»произвести «госприемку». Он был один, и это погрузило команду в уныние. К счастью, тут же из-за его спины выплыла успевшая раскудрявиться чувиха в брючном костюме и налипла на стероидных бицепсах. Надежда на достойную оплату детского труда затрепетала, реанимируясь.

Подстегивая ситуацию, Битька заперебирала струны чувствительными переливами. Бычина, похоже, пересмотрелся рекламы «Денима», и почти не реагировал на томные и опасные поползновения когтистой девицы, хотя драконы на вывеске и то, глядя на нее, становились огнедышащими. А этот, больше уже напоминая корову, а не быка, флегматично жевал антенну.

Появление еще одной фифы, несмотря на молниеносность, тоже не произвело на золотозубого впечатления, он лишь слегка поежился от сквозняка, когда эта вторая сдернула с него первую и начала обрабатывать (видно, в свою очередь, обсмотрелась женских боев). Дрались дамы довольно активно. Точнее, одна активно визжала, а другая, вцепившись в лахудрую макушку, пинала противницу в лицо затянутой в черную кожу коленкой.

Битька взвыла было: «Видно — не судьба! Видно — не судьба!», — но девы глянули на нее дико, и она, почувствовав, что скальп стал дыбом, тормознулась.

Дамы подрались еще какое-то время. Их лениво поразнимали другие дамы. Затем одна прикурила у другой и, приговорив по сигаретке, девочки под ручку удалились к двери, откуда зазывно замахали к тому времени подгребшему к своему ультрамариновому кару мэну. Мэн отстегнул демонстративно больше таксы, пискнул тамагошкой сигнализации и, вдруг, прихватив Битьку за плечи, потащил с собой.

— Э! — Битька попыталась вынырнуть из-под здоровой, но мягковатой из-за выпитого лапы.

— Ты че, пацан? — дохнуло ей перегаром в нос, — Споешь за бабки, как приличный, в ресторане. Во — задаток корешам, — и в сторону «Мифов»прошуршал полтинник.

«Ладно, берите», — кивнула шкетам Битька, подумав, что с таких денег те могут больше сегодня не работать, и что, коли приняли за парня, то еще ладно — не страшно. И, утопая в мягкой, пропахшей смесью одеколона, перегара, курева и мужского пота туше размягченных мышц, вплыла в темную пасть легендарного кафе.

В общем-то, не так уж пошло. Столики, естественно, на резных ногах, зато всякие там свечи и канделябры, и даже пряно пахнущие букеты на столах.