Лев Лукьянов: Вперед к обезьяне!

— Он входит в синдикат? — поинтересовался военный министр.

— Нет. Но по роду своего бизнеса он вынужден иметь с ними дело. Это надежный и негласный канал связи. Я думаю, Корт прибудет с минуты на минуту…

И в самом деле, в кабинет № 001 снова заглянул адъютант.

— По приглашению сенатора Дана… — начал было он.

— Просите! — приказал, обрывая, Первый.

Ген Корт вошел спокойно и достаточно уверенно, как и подобает крупному бизнесмену. Он покосился на сенатора, тот ободряюще подмигнул. В глазах старика даже мелькнула одобрительная искорка, и делец подумал, что с тестем они, по-видимому, будут жить душа в душу…

— Добрый день, господин президент! Добрый день, господа! — проговорил Корт.

— Есть ли новости? — произнес президент. — Мы уже знаем о вашем флирте с синдикатом.

— Лидер Восточной ветви вручил мне для вас послание, мистер президент.

Корт достал пакет. Руководители озабоченно переглянулись.

— Вот это номер! — Генерал снова забегал пальцами по своим пуговицам. — Господа, не могу же я, глава государства, принимать послание нелегальной, формально стоящей вне закона организации!

— Не можешь, Фрэн, — поддержал сенатор. — Хотя мы и в узком кругу.

— Такого в истории страны не бывало, — подтвердил Ургер. Ген Корт молча стоял, крепко сжимая злополучный конверт.

— Господа, если вы не возражаете, я как частное лицо могу вскрыть пакет и вслух прочитать, — предложил деловой человек.

— Превосходная идея! — Президент обрадованно откинулся в кресле. — Только читайте громче, господин Корт.

Владелец фирмы неторопливо подошел к столу, присел, достал очки. Все молча ждали, пока он развернул плотный бумажный лист.

— "Уважаемый господин президент, — громко и внятно читал Корт, — настоящим Национальный синдикат подтверждает свою лояльность существующему строю и просит считать последнюю акцию в рамках его обычной деятельности. Она имеет целью лишь уточнить взаимоотношения синдиката с отдельными гражданами. Национальная традиция, в той форме, в которой она существует в настоящее время, поголовно вооружив всех членов общества, лишила Национальный синдикат возможности нормально нести свою прогрессивную миссию в обществе.

Никаких действий против местных и федеральных властей Национальный синдикат предпринимать не намерен. Мы заверяем в своей преданности нашим общим идеалам и подтверждаем, что, на наш взгляд, правительство весьма удовлетворительно осуществляет свои высокие обязанности. Национальный синдикат намерен в самое ближайшее время предпринять ряд действенных мер в масштабе всей нации, чтобы обеспечить, уважаемый господин, избрание Вас президентом на второй срок.

С искренним уважением по поручению совета лидеров Национального синдиката…"

Корт смолк.

Первым нарушил молчание сенатор.

— Фрэн, похоже, на этот раз выборы пройдут как по маслу! Если за дело берутся эти ребята, можно быть уверенным, что избиратели пойдут к урнам дружным стадом.

— Это так, Дан. Но нас же вяжут по рукам и ногам! — заявил президент.

Одна из его пуговиц, не выдержав бесконечных проверок, отскочила и, звякнув, упала на пол. Министр поспешно нагнулся и зашарил под ногами участников совещания…

Еще несколько лет назад сенатор Дан в своем заведении добился значительного прогресса. Ему завидовали руководители всех столичных комиссий, ведомств и управлений, давно уже погребенных под лавиной бумаг. Смог, радиация, ртуть в рыбе, стереовидение и прочие бедствия века не шли ни в какое сравнение с катастрофой, которую принесли бумаги, неиссякаемым потоком извергавшиеся всеми вышестоящими и нижестоящими инстанциями.

Нельзя сказать, чтобы с бумагами не боролись. Их втискивали в микрофильмы, запихивали в магнитные ленты, превращали в пластмассовые диски и все это в конце концов засовывали в мозги компьютеров. Но борьба была совершенно бесполезной. Бумаги плодились быстрее бактерий. Бюрократизм был для них превосходным питательным бульоном.

Взявшись за искоренение крамольных идей, сенатор быстро сообразил, что, прежде чем начинать борьбу с подрывными элементами, надо было одолеть бумаги. Старик изобрел и ввел в обиход крайне простую систему. Вся поступавшая в его комитет информация последовательно ужималась по крайней мере до плотности звезд-карликов. Что нужно было знать о гражданах, чтобы достаточно ясно представлять себе их благонадежность? Отпечатки пальцев, имена или клички, размер состояния, ну и, конечно, взгляды. Собственно, взгляды, воззрения, высказывания — все это фильтровалось у подножия пирамиды, на вершине которой восседал председатель комитета. К нему доходили лишь сводки с условными обозначениями — номер нашейного жетона, которым была оснащена личность, а рядом — особый значок. Красный кружок означал опасность. Гражданин, помеченный красным кружком, нуждался в неусыпном наблюдении, в изоляции либо даже в газовой камере. Розовый кружок требовал пристального внимания. Желтые кресты означали более или менее сносное поведение. Голубые — добропорядочность. Черный крест был знаком высшего качества. Граждане, украшенные таким крестом, могли спать спокойно.