Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

Истошный вопль шарахнул по барабанным перепонкам. Живое воображение мгновенно дорисовало фонтан крови...

Бездыханное тело возлюбленного притянуло меня, как магнит.

-- Эдик, Эдик! Любимый мой, пожалуйста, не покидай меня! -- трясла я его за плечи, а вокруг живым частоколом стояли Клюевы.

Он никак не приходил в себя, хотя, вроде бы, обе ноги остались на месте.

-- Эдик, Эдик...

Чуть дрогнули ресницы, и я, сама того не ожидая, расплакалась.

Сходило нервное напряжение, и, баюкая на руках самого лучшего в мире Клюева, я тихонько проговорила:

-- Там друга вашей семьи убивают.

Немой частокол чуть дрогнул, но никто не проронил ни слова. Не шевельнулся даже!

На всякий случай я повторила, чуть громче:

-- Акакия Мерзлихина сейчас рвут оборотни. И его, и тех вампиров, которые с ним приехали!

Эдик обнял меня дрожащими руками, и я сказала в третий раз, громко и с вызовом:

-- Почему вы стоите? Чего вы ждёте? Слышите? Там - убивают Акакия Мерзлихина!

Мне наконец ответил Арсений Михайлович, холодно и очень спокойно:

-- Там территория оборотней, солнце уже село, и из вампиров там могут находиться сейчас только ты и твоя мама.

-- Ну и что?! Мерзлихин сотоварищи - ваши гости! Разве не вы должны объяснить им, что там нельзя находиться?!

-- Я уже говорил им, и, если они не послушали -- то был их выбор.

Я аккуратно уложила Эдика на землю и выпрямилась перед старшим Клюевым в полный рост, всё равно не поднявшись намного выше его плеча:

-- Но из-за них могут погибнуть кролики!

Несколько приглушённых смешков подсказали мне, что "кроликами" здесь оборотней называют только в шутку.

Арсений Михайлович прожевал улыбку, чтоб я, не дай бог, не заметила, и всё так же спокойно и рассудительно ответил:

-- Мы не несём ответственности за действия наших гостей. Также нам нечего делить с оборотнями, и мы не станем нарушать границ их охотничьих угодий, раз мы договорились о комендантском часе.

Я подпрыгнула:

-- И после этого вы говорите, что он -- Долбоклюев?! -- ткнула я пальцем в неловко поднимающегося Эдика. -- Да сами вы тут все... долбоклюевы! Ваша хата с краю, да?! И то, что сейчас, в эту минуту, гибнут ваши друзья, вас не касается?! Да кто вы после этого, кто?!

Похоже, таких яростных эмоций Долбоклюевы... пардон, Клюевы от меня не ожидали. Обращённые ко мне лица заметно вытянулись, а во взглядах светилось зеленоватым, таким кошачьим огоньком -- полное недоумение.

-- Ну и сидите! Ну и стойте на своей границе! А я... я -- пойду туда, к ним!

Оттолкнувшись рукой от гладкого глянцевого бока "ландкрузера", я перемахнула через авто и помчалась снова на место бойни.

Блин, что за день такой?!

Подозрительная, гнетущая тишина пришла на смену треску, грохоту и рёву.

Я замедлила шаг.

Разодранные -- когтями? Зубами? -- поваленные, вывернутые с корнем, обломленные у основания сосны, размётанный во все стороны подлесок -- так встречало меня место недавнего боя.

Всё внутри похолодело. Неужели никто не выжил?!

Но нет!

Живые остались, просто бой, перед тем, как утихнуть, чуть сместился. Я смело шагнула на звуки жизни и впала в ступор, увидев, что произошло.

Вернее, произошла.

Моя мама!

Растрёпанные кудри, разорванная на одном плече и съехавшая на бок белая блуза, измазанные, помятые и разорванные слева от пояса до колена шорты. Ноги шире плеч, левая рука в бок, правая -- ногтями к собственным глазам. Ага, именно так мы и стоим, когда решаем самые важные вопросы в жизни: держа под неусыпным контролем ногти.

Ей бы ещё пилочку...

Кролики, основательно потрёпанные, некоторые даже не успели перекинуться людьми, вольготно развалились в остатках подлеска по правую руку от мамы. Армия Косичкобородца угрюмо сидела-стояла, кому как больше нравилось, напротив них.

Вроде бы, все были живы.

Я подоспела как раз к началу речи.

-- Да что ты о себе возомнил?! -- обратилась мама всего к одному человеку, и я знала, кто он. -- Где была твоя голова, когда ты вообще решил сюда поехать? Кто тебе позволил вмешиваться в жизнь моей дочери? Моего мужа? Хорошо, бывшего мужа! Но ты всё равно ответь: кто?

Что там бурчал Мерзлихин, не расслышала.

-- Ах, ты сам, получается... тогда почему ты сам же не подумал о том, что, если ты хотя бы пальцем коснёшься моей дочери... если ты хотя бы словом повредишь жизни моего мужа... да, бывшего! Но мужа! Ты подумал, что потом будет -- с тобой? Ты не думал о том, что -- я -- с тобой -- сделаю?

Он снова что-то пробурчал, и мамин яростный смех рассыпался осколками витража: