Рауль засел в кустах, как и собирался. У него просто поразительно получалось сливаться с местностью и становиться совершенно незаметным. Степан отправился на лестницу пролётом ниже этажа, где была квартира Карины, а Мерзлихин вжался в стену на пролёте, ведущем вверх. Затаил дыхание и закрыл глаза, обратился в слух, пытаясь уловить звуки за тяжёлой дубовой дверью.
Сначала звуков не было. Никаких. Потом вдруг заработал лифт, прогрохотал вниз, а потом вверх... нет. Остановился на Каринином этаже.
Из лифта выплыла девочка. Девушка. При виде неё у Акакия перехватило дыхание -- на миг показалось, что это Карина, только чуть ниже ростом, но нет. Это была не Карина.
Девочка потянулась, зевнула и... нажала кнопку звонка в Каринину квартиру!
Акакий спрятался за угол.
Голос Карины:
-- И как это называется?
Голос -- почти как у Карины, только чуть менее глубокий, совсем юный:
-- Но я же прислала тебе эсэмэску!
-- Но я не разрешала тебе оставаться на ночь у Тани!
-- Так я и не была у Тани!
-- Что?! А ну быстро в дом!
Хлопнула дверь, и Акакий выглянул из своего укрытия.
Озадаченно потёр лоб.
Что, получается, у Карины... дочка?
-- Стёп, -- сбежал Мерзлихин по ступенькам, перепрыгивая через две-три. -- Стёп, ты представляешь! Я только что придумал план К-1! Пошли к Раулю!
Они быстренько выбежали на улицу, и Акакий, приплясывая на месте и размахивая руками, кричал шёпотом, чтоб не услышала Карина:
-- Я придумал! Я знаю, что делать! Я уверен! Это будет план, который сработает, вот увидите! Она не сможет мне отказать!!!
Бабушка Селестина так и не дождалась от внука внятного объяснения происходящему. Впрочем, ей, обладающей достаточной долей проницательности, косвенных фраз и случайных оговорок хватило, чтобы понять: женщина, в которую влюбился Акакий, живёт прямо над ними, через этаж, у неё есть взрослая дочка и дочке отводится роль рычага управления действиями женщины.
Попыхивая своей знатной трубочкой-цветком, Селестина любовалась совсем уже летними закатами, слушала стрижей и думала, что не подаст и вида, что уже обо всём догадалась.
Зачем Акакию знать, что за его спиной незримым ангелом-хранителем всегда будет стоять любимая бабушка? Зря, что ли, она последние лет этак тридцать ждёт, когда же он восстановится окончательно, когда, наконец, проснётся его память... Не прорвётся случайно наружу повязанным на шею платком или галантными поклонами, а полноценно проснётся.
Акакий городил ерунду, выплетая совершенно дикие россказни о каких-то летних командировках, Селестина кивала, пускала колечки дыма и втихомолку собирала чемоданы.
И снова Часть I. Антисумерки. Окончание.
Глава двадцать четвёртая. Свет в конце тоннеля.
Первой мыслью стала мысль о том, что я просто обязана была в этот день умереть. Хоть как-нибудь. Хоть от чьей-нибудь руки. И то, что меня убил Эдик -- в высшей степени правильно.
Но вторая мысль была о том, что ни фига не правильно -- умирать вообще, а от руки горячо любимого человека -- так и тем более!
Эта вторая мысль, такая жгучая, такая обидная, не дала мне наслаждаться тишиной и покоем, заставила вернуться в мир звуков.
-- Сайга! -- восхищённо восклицал... Мэйсон? Ну да.
-- Карабин "Сайга"! -- вторил ему Борода.
-- Карабин "Сайга", калибр семь и шестьдесят две, -- меланхоличный голос, кажется, принадлежал тому вампиру, который всё просил, чтоб ему дали показать мне настоящую боль.
Ой блин, и зачем только я о ней вспомнила!
Она тут же решила вернуться и полоснула огненными когтями по груди, замешав ощущения и звуки в бешено вращающийся калейдоскоп.
Я застонала, и мамин голос перекрыл всё:
-- А ну, тихо! Наденька в себя приходит.
Стоп. В кого я прихожу? Я разве не умерла?
-- Нет, малыш, ты и не могла умереть, -- сказал папа, и оказалось, что он сидит на земле, моя голова лежит у него на коленях, а последний вопрос я вообще задала вслух.
Тело ощущалось очень зыбко и как-то непрочно.
Грудь болела просто зверски.
Вращение калейдоскопа замедлялось, и вскоре я смогла открыть глаза и увидеть склонённые ко мне встревоженные лица -- мамы, Эдика, тёти Вали, Волков, Веры и даже кроличью морду Фила, который снова не смог перекинуться обратно.
-- Сейчас станет легче, -- погладила мою чёлку мама. -- Сейчас, минутку, и всё будет хорошо.
Я попробовала ещё раз пошевелиться, и поняла, что мне, действительно, уже стало лучше.
Значит, скоро вообще полегчает.
Читать дальше