Р. Лафферти - Девятьсот бабушек

— А как тебе великий Пифагор за работой?

— Чуть ли не целую неделю решал элементарную задачку по геометрии. Помню, кто-то порывался передать ему через временной барьер логарифмическую линейку и объяснить, как она работает.

— А как мы подслушивали воркование великих любовников Тристана и Изольды?

— Тристан целый день терзал треклятую арфу, пытаясь настроить ее в тон дудочке-свистульке. А Изольда беспрерывно канючила про медвежий жир, которым ей, видите ли, нужно намазывать волосы, вот только взять его негде. Да и сама она, если помнишь, была настоящим бочонком, правда, весьма миловидным. Пожалуй, самым миловидным из всех, что мы видели на протяжении нескольких веков в обоих направлениях. Вряд ли кто-то смог бы обхватить ее за талию, но я могу представить, сколько удовольствия доставила бы такая попытка жителю той страны и той эпохи.

— Мм… И пахла она, как плюшка с корицей. А помнишь Ланцелота?

— Бедняга мучился радикулитом, из-за чего совершенно не мог ездить верхом. Добавь сюда вывихнутый локоть и старое ранение в пах… в общем, штанов за «круглым столом» он протер больше любого другого известного мне героя. Будь у меня такой охранник — дорогостоящий, и к тому же мало на что годный — я бы нашел способ разорвать с ним контракт. Держать в команде такого молодца только затем, чтобы читать газетные вырезки о его геройствах десятилетней давности? Не вижу смысла. Любой из деревенских мог стащить его с клячи и вывалять в грязи.

— От Аристотеля я тоже не в восторге. Этот его варварский греческий диалект северного побережья! Целых три часа помощники завивали ему бороду. А его рассуждения о бороде как наиважнейшей сущности и экзистенциальной идее, — ты уследил за его мыслью?

— Честно говоря, нет. Но, очевидно, речь была проникновенной.

Некоторое время они сидели молча, опечаленные, как люди, которые потеряли что-то очень важное.

— Машина времени — это, определенно, успех, — сказал наконец Смирнов. — Но радости открытия больше нет, осталась одна тоска.

— Радость открытия — это первоначальное и мимолетное состояние изобретателя, — ответил Когсворт, — а дальше начинаются рабочие моменты.

— А это твое новое изобретение? Не уверен, что хочу видеть, как ты его запускаешь. По-моему, новая машина разочарует тебя еще больше.

— Я тоже так думаю. Но все же она лучше предыдущей. Я так взволнован, прямо как мальчишка.

— Мальчишкой ты уже был однажды и никогда не станешь им вновь. Скорее, новая машина тебя состарит, и я не хочу быть свидетелем того, как ты попадаешь под ее влияние. Предыдущая машина по крайней мере перезахватывала прошлое. С этой ты увидишь только настоящее.

— Да. Но другими глазами.

— Пары собственных глаз достаточно. Какая польза в твоей новинке? Очередная безделушка.

— Нет! Поверь, Григорий, это вовсе не безделушка. Мир может выглядеть совсем иначе, если смотреть на него глазами другого человека. Я уверен, что Вселенная, которую мы привыкли считать единственной, на деле состоит из миллиардов непохожих Вселенных, и каждая создана только для того человека, который на нее смотрит.

Церебральный сканер, работу над которым только что закончил Чарльз Когсворт, был не такой уж и сложный. Компактное усиливающее устройство оригинальной конструкции — а точнее, батарея усилителей, — предназначалось для синхронного (возможно, слово «симпатического» подошло бы лучше) сопряжения двух сверхсложных машин — двух человеческих мозгов. Всего-навсего усилитель, не более. Изобретатель предполагал возможность контакта на уровне подсознания. Потребовалось заострить внимание не более чем на двух десятках ключевых аспектов, чтобы все получилось.

Единственное беспокойство вызвали две вещи: извилистая кора головного мозга, этот дом сознания, этот терминал чувств, и квазиэлектрические импульсы — индикаторы мозговой активности. Когсворт давно считал, что при соответствующем усилении импульсов головного мозга их возможно передавать в другой мозг настолько полно, что человек сможет видеть глазами другого человека, а также погрузиться в его внутренний мир: иметь те же мечты и грезы, воспринимать окружающее так, как его воспринимает испытуемый. И это будет совсем не та Вселенная, которую он привык видеть.

Работа над сканером завершилась, когда в него ввели компиляцию из досье семи разных центральных нервных систем: набор сложных данных о волнах головного мозга — параметры частоты, импульса, потока и поля, а также волновые модели Лайала. Эти нервные системы Когсворт собирался связать со своей собственной.