Р. Лафферти - Девятьсот бабушек

— Я не сомневаюсь, Смирнов, — сказал Глоссер, — твой Эпикт обладает поразительными талантами. Но если он сумеет связать все это единым смыслом, он — гений слияния неслиянного.

— Или величайший насмешник, — заметил Смирнов. — Конечно, во время сверхнапряженной работы разрядка необходима. Вот он и пускает в ход чувство юмора. Правда, иногда перебарщивает.

— Вопрос. Интересно, почему нигде не упоминается трубка мира американских индейцев? Может, с ней связана какая-то непристойность?

— Эта находка совсем новая, последнего часа, — пояснил Смирнов. — У него их уже несколько.

— Вопрос. Почему… — начал Эпикт.

— Ладно, остановись. И продолжай поиск, — велел машине Смирнов. — Соберемся завтра, коллеги. Возможно, к утру все найденное Эпиктом начнет обретать смысл.

С этими словами Григорий Смирнов вышел из комнаты.

— Предвижу нечто серьезное, — изрек Эпиктистес вслед боссу, когда тот закрыл за собой дверь. — Очень, очень серьезное.

На другой день все опять собрались у кибермашины. Было решено соединить сообщение Эпиктистеса с чествованием Алоизиуса Шиплепа. Шиплеп вырастил траву обратного, так сказать, «левого» действия, чего никому прежде не удавалось. Это не значит, что у его травы стебли стали закручиваться против часовой стрелки. Суть открытия заключалась в том, что действие ее органических веществ давало обратный результат. Уже давно были созданы минералы обратного действия. Давно известны и подобные бактерии, но такого сложного явления, как «левая» трава, получить еще никому не удавалось.

— Любое ее применение дает обратный эффект, — объяснял Шиплеп. — К примеру, скот, пасущийся на такой траве, будет не жиреть, а худеть. Если появится спрос на тощих коров, пожалуйста, я готов хоть сейчас удовлетворить его.

По такому случаю компания щедро отдала должное джину «Тошерс». «Тошерс» — единственный алкогольный напиток, от которого пьянеют не только люди, но и машины. В нем есть специальная ароматическая добавка — из-за нее машины просто балдеют. Впрочем, и люди тоже.

Эпиктистес явно хватил лишку. Ктистекские кибермашины быстро хмелеют, как ирландцы или индейцы. И тогда беда — как с цепи сорвутся. Людям приходится быть начеку.

Коллеги Смирнова тоже были под градусом.

— К счастью, Эпикт расслабляется пристойно. Буянства я бы не потерпел, — успокоил коллег Смирнов. — Машина Хокинса, если не может решить задачи, начинает кусаться. А крошка Дрексела выстреливает чем ни попадя — болтами, зажимами, соленоидами. Стоять возле нее в такие минуты опасно. Так что наш шутник, пожалуй, лучше других. Правда, в подпитье он немного глупеет.

Перед началом вечеринки Валерия Мок засунула полоски металлической ленты с изречениями Эпиктистеса в сладкие пирожки — по одной в каждый. Глоссер, откусив свой пирожок, нащупал языком кусок ленты, осторожно выплюнул его и прочитал:

— Вопрос. Интересно, какое название накарябал на стене глухой олигофрен в мужском туалете закрытого заведения, что в городе Винита, штат Оклахома?

Эпиктистес хихикнул, хотя, возможно, видел в этом послании что-то серьезное, раз оно попало на ленту.

Когсворт тоже вынул изо рта кусочек ленты, слизнул языком крошки и прочитал:

— Вопрос. Интересно, почему в словаре Малый Ларусс индейцам Чибча, жившим в Колумбии, посвящено всего пять строк, где почти ничего о них нет?

Валерия зашлась хохотом, не к месту, но заразительно.

Шиплеп растянул губы в улыбке, и вытянутая изо рта лента показалась ее продолжением.

— Вопрос, — прочитал он. — Что бы такое могли значить «хляби великого голубого озера», которые ставят в тупик археологов?

«Тошерс» — веселящий напиток: смех Глоссера напомнил треск взрывающихся петард.

Следующее послание Эпикта благоговейно извлек изо рта Григорий Смирнов. И огласил его как сообщение чрезвычайной важности — так оно, впрочем, и было.

— Вопрос. Какую загадку почти раскрыла выцветшая краска на старых товарных вагонах, которые все еще курсируют на железной дороге Рок-Айленд — Пасифик?  [32] Железная дорога, связывающая Чикаго и Тихий океан. Начинается в Рок-Айленде. (Прим. пер.)

Эпикт опять хихикнул.

— Перестань, Эпиктистес! Не вижу в этом ничего смешного.

— Очень, очень смешно! — Валерия чуть не упала со стула. И, не переставая смеяться, вытянула из пирожка длинный отрезок металлической ленты.

— Вопрос, — прочитала она, переводя дыхание. — Почему, когда в Америке в начале восьмидесятых возродились чернушные детские частушки про Крошку Вилли, в них говорилось исключительно про жевательную резинку? Жвачки разного вкуса восхвалялись в сорока девяти кровавых частушках. Справка: эти частушки родились в Австралии и Британии в начале века, и тематика у них тогда была самая разнообразная. А вот пример одной из сорока девяти, посвященных жвачке: