Виктор Мясников: Похождения сержантов

— Так ведь заколочено, — удивился старик. — Да и нельзя — улетит двигатель-от. Я как дале поеду? Ты что ли, служивый, мне колеса вертеть станешь?

— Надо будет, так и поверчу, — сказал сержант веско, словно кирпич положил.

— А я помогу, — добавил второй кирпич напарник. В руке его уже предусмотрительно блестела монтировка. — Заколочено, говоришь?

И не успел старый хиппи руками всплеснуть, как Хохматых хыкнул и со скрежетом поддел дощатый верх. В лицо милиционерам пахнуло скверно, как из недопитой бутылки пива, забытой в жару дня на три. Потом из ящика возникла небритая рожа, красноглазая, неумытая, совершенно бомжового вида. А следом явился весь двухметровый организм, к тому же практически голый.

— Паспорт! Регистрация! Миграционная карточка! — рявкнул Тубов автоматически. Уж больно чернявым был бомжара. Хотя спрашивать документы у голого человека — это надо быть настоящим законченным сержантом. Ещё Тубов успел подумать, что поместить в ящик этакого амбала можно, лишь сложив семь раз пополам.

— Дыр-дыр! — крикнул чернявый нудист и вознесся в воздух.

— Стоять, Автокатил! Шурум-бурум! — завопил дед, заподпрыгивал, затопал, замахал руками и волосищами. Но голый взмахнул руками и с демоническим хохотом ввинтился в небо наискосок, мгновенно пропав в низкой облачности.

— Чего это было? Не понял, — сказал Тубов, не особенно стараясь понять.

— Упустили демона, варнаки! И на чём я теперича на акционерное собранье доеду? — взревел старый хиппи и рванул на груди косоворотку. — Ну, не обессудьте, сами возжелали колеса вертеть.

— Уважаемый, — прервал его Хохматых, — чем оскорблять при исполнении, лучше проверьте, хватит ли наличности.

И старик его послушал, полез в свой сортир на колесах, зашарил в кожаной суме, звякая содержимым. Но продолжал бормотать:

— Я демона этого, Автокатила, заклинился замучивать. Э-э, то есть замучился заклинать. Легко думаешь, такого в ящик загнать? Это тебе не яйцо в утку, утку — в зайца… Сначала его в бочку, потом в бутылку, потом в ящик… Охрипнешь заклятья класть…

Сержанты к его жалким стонам не прислушивались. Они задорно перемигивались, пихались локтями и грели ладошки. Дед выпростался из своего рояля на колесах. Но в руке вместо подходящей пачки денег у него оказался похожий на луковицу круглый глиняный кувшинчик. По-хозяйски прищурившись на сержантов, старик трижды сплюнул через левое плечо и, как молодой, принялся чесать рэп:

— На семи ветрах, на пяти дождях, между небом и землей, между солнцем и водой, забубень-травой зелёной, коренной смолой ядрёной, лапой лягушиной, кожурой змеиной…

— Эй, уважаемый, уважаемый, кончай дискотеку! — попытался прервать его ухищрения Хохматых.

Но дед махнул глиняной луковицей и осыпал сержанта серым порошком. Тот захлебнулся. А Тубов сказал весело:

— Это вам, гражданин, в лишнюю тысячу встанет! Баксов!

Тут старик и на него сыпанул. У Тубова перехватило дыхание и страстно засвербило в носу — аж слезой пробило. А бородач приплясывал вокруг, перчил едким порошком служителей автомобильного закона, аки жареных поросят, и тараторил:

— Двигуны-колесуны, толкуны-вертуны устали не знают, колесо вращают! Резвые, трезвые, день и ночь полезные!

Тут Хохматых чихнул, и Тубов увидел сквозь выпуклые слезы, как напарник уменьшился ростом. Он чихнул второй раз и снова сократился на пару фуражек. Словно неведомая сила вбивала его в асфальт. «Эк тебя плющит», — подумал Тубов. Сержант продолжал чихать и уменьшаться, пока не стал размером с сапог. Маленький, толстый, как бочонок, в огромной фуражке на круглой голове, с квадратной кобурой на широком ремне. Весь какой-то мультяшный.

«Хохматых, кончай прикалываться», — хотел сказать Тубов, но вместо этого чихнул. Да так яростно, что едва не вывернулся на изнанку. И тут же топтавшийся рядом дед рванул в высоту. «Чихать нельзя!» — запаниковал Тубов, зажимая нос обеими руками, даже уши заложило, а фуражка сдавила голову. Не удержал. Снова чихнул, да так, что отбросило спиной на колесо. Сверху, как гром небесный, рокотал дед…

Потом Тубов протер глаза и очумело уставился на Хохматых, очумело уставившегося на него. «Во чучело!» — подумали оба. Тут их вознесло. Дед держал за воротник в каждой руке по сержанту и деловито разглядывал, как убитых бройлеров в универсаме. В отличие от тихих бройлеров, сержанты дергали лапками и грозили кукольными голосками.

— Годятся, — сказал дед и бросил их в ящик, провонявший демоном.