Роберт Шекли: Замок скэгов

Только когда, наконец, маленькое солнце Коэллы появилось в пределах видимости, и корабль начал торможение, всем четверым, в первый раз за все время, удалось пообедать вместе.

— Так что там за история с отшельником? — спросил Грегор за чашкой кофе.

— Вы, должно быть, слышали о нем, — ответил Джеймсон. — Он называет себя Эдвард-Пустынник, и еще он написал книгу.

— Книга называется "Сны на Керме", — вставила Мира. — В прошлом году она была бестселлером.

— О, так это тот отшельник! — воскликнул Грегор. Арнольд согласно кивнул.

Они читали книгу Пустынника, как, впрочем, и несколько тысяч других книг: проведенные в ожидании хоть какой-нибудь работы долгие часы в офисе не прошли даром. "Сны на Керме" относилась к жанру космической робинзонады. Борьба Эдварда с природой и самим собой представляла довольно увлекательное чтение. В виду отсутствия каких-либо научных знаний, отшельник делал много ошибок, но он стойко преодолевал все трудности выживания в диком девственном мире планеты Керма.

Твердое решение молодого мизантропа навсегда покинуть мир людей и посвятить свою жизнь наблюдениям за природой и Вселенной — Вечностью, как он это называл — действительно затрагивало какие-то струны в душах миллионов разочарованных современной жизнью мужчин и женщин. Некоторые из них настолько вдохновлялись словами Пустынника, что отправлялись искать свои собственные пустыни. Все они почти без исключения возвращались на Терру через полгода, максимум через год, еще более разочарованными, но обретшими мудрость: они обнаруживали, что читать о чьей-то жизни в одиночестве гораздо увлекательней, чем жить в одиночестве самому.

— Но что он делал на Коэлле? — спросил Арнольд.

— Коэлла — вторая планета системы Гельсора, — ответил Джеймсон. — А Керма — третья, и отшельник — ее единственный обитатель.

— Я по-прежнему не понимаю… — начал Грегор.

— Я полагаю, это — моя вина, — сказала Мира. — Понимаете, книга отшельника меня вдохновила. Вот почему я решила жить на Коэлле, даже если мне придется делать это одной.

Она с вызовом посмотрела на Джеймсона.

— Помните ту главу о радостном чувстве обладания целой планетой? Я не могу описать, как это на меня подействовало. Я чувствовала, что…

— Я все еще не вижу связи, — сказал Грегор.

— Я к этому подхожу, — Мира выглядела донельзя смущенной. — Когда я обнаружила, что Эдвард-Пустынник — мой астрономический сосед, я решила с ним поговорить. Я совсем не хотела нарушать его уединение. Я только хотела сказать ему, как много для меня значит его книга. Поэтому я отправила ему радиограмму с Коэллы.

— У него есть радио? — удивился Арнольд.

— Конечно, — сказала Мира. — Он говорил про это в первой главе. Он оставил себе радио, чтобы слушать перед сном голоса погрязшего в своей абсурдности человечества, и хохотать над ними, пока не заснет.

— Ах, вот как. И что было дальше?

— Ну, когда он услышал, что я собираюсь жить на Коэлле, он пришел в ярость. Сказал, что не может вынести, чтобы другой человек находился к нему так близко.

— Странно, — сказал Арнольд. — Между этими двумя планетами миллионы миль.

— Я ему так и сказала. Но он начал кричать на меня и ругаться. Он сказал, что человечество никак не может оставить его в покое. Агенты по продаже недвижимости пытаются связаться с ним, чтобы купить права на разработку полезных ископаемых. Туристическое агентство собирается проложить маршрут для своих кораблей в пределах всего десяти тысяч миль от верхних слоев атмосферы его планеты. И в довершении всего этого объявляюсь я и располагаюсь практически у него на пороге.

— И еще он ей угрожал, — вставил Джеймсон.

— Я только предполагаю, что это могла быть угроза, — возразила Мира. — Он заявил, что я должна убраться из системы Гельсора, или он не отвечает за последствия.

— А он не сказал, что это будут за последствия? — осведомился Арнольд.

— Нет. Он только намекнул, что они будут исключительно ужасными.

Джеймсон подвел черту:

— Я думаю, неуравновешенность этого человека очевидна. После того разговора и начались эти, так сказать, инциденты со скэгами. Здесь должна быть связь.

— Это вполне возможно, — рассудительно произнес Арнольд.

— Я все равно не могу в это поверить, — сказала Мира, задумчиво глядя на вид, открывавшийся из иллюминатора по левому борту. — Его книга так прекрасна. И его портрет на обложке — он выглядит там так трогательно…