Сергей Лукьяненко: Остров Русь (сборник)

…брат Чадла… — Этот сфинкс произошел от одного из постоянных авторов все того же журнала «MEGA» — фантаста Чадовича. «Ад на Венере» — одна из его первых книг.

…брат Шитла… — Старая, семидесятых годов, книжка белорусского фантаста В. Шитика «Последняя орбита» повествует о космическом путешествии академика Бурмакова, белорусского ученого Гущи и стажера, минского школьника Вити Осадчего (посланного в космос с целью изучения влияния невесомости на детский организм). Веселый оптимизм этой книги и заставил упомянуть ее автора в числе самых знаменитых сфинксов.

…брат Зелла… — белорусский фантаст и переводчик Зеленский.

…брат Потла… — белорусский фантаст, ученый и великолепный организатор Потупа.

Стекло завибрировало под пальцами, и мы услышали хорошо знакомый голос:

— Теперь мы будем понимать друг друга и сможем во всем разобраться.

— Мистер Кубатай! — радостно заорал Стас. — Как вы нас нашли? — Это небольшой парафраз из любимой одним из соавторов повести Роберта Янга «У начала времен».

— Ерунда, обсохнет — отвалится… — Фраза из известного непристойного анекдота о поручике Ржевском.

Доршан… — «Виновник» появления этого имени — издатель Стас Дорошин. Авторы писали его образ с большим тщанием.

Ашири… — А этого — московский книготорговец Александр Каширин.

Гопа… — Так друзья называют известного московского критика-фантастоведа Владимира Гопмана.

…наши стражи: Ергей с Уликом… — Сергей с Юликом. То есть это мы — ваши покорные слуги, авторы сего повествования.

— А можно наоборот? Дамочка вечером, а финики утром?

— Можно. Только финики вперед, — ответил начитанный Стас. — Очевидно, Стас вспомнил «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова.

Печь въехала на центр площади и остановилась. С печи спрыгнул молодой парень в залатанных портках и красной рубахе и принялся торопливо набирать с подводы охапку поленьев. Народ начал хихикать. — Странная неувязка с «Тремя мушкетерами»: д’Артаньян — Иван-дурак, а издеваются над идиотской «лошадью» совсем другого персонажа. Уж не подошли ли мы таким образом вплотную к категории типического? Обалдеть можно.

— Алена, — сказал незнакомец, обращаясь к кому-то в соседней комнате, — эти молодцы на площади мне кажутся подозрительными.

— Да когда ж ты от людей добрых отстанешь, Гапон! — раздался в ответ низкий и мрачный женский голос. — Понятно, что это — Миледи и Рошфор, в то же время имя Гапон перекликается с Гопой из «Мамы» и становится понятно, кто явился «крестным отцом» сего чисто русского персонажа. Да-да, вы не ошиблись, все тот же Владимир Гопман! Позднее этот же персонаж принимает на себя и роль кардинала Ришелье. Что касается Алены, то в русских былинах действительно есть такой персонаж — дочь Ильи Муромца.

— Зелена вина! — добавил Емеля . — «Зеленым вином» на Руси называли, между прочим, пшеничное вино. Водку, одним словом.

— Исполать тебе, Микула Селянинович, — нараспев обратился Иван и в пояс поклонился. — Привет тебе от старого друга, Ивана Черной Руки, Грозы Морей. — Само собой появилось прозвище из «Приключений Тома Сойера». В то же время авторы упорно намекают на цвет кожи Ивана.

— Сядь пока, — глухо произнес воевода и, убедившись, что его трогательная тоска по прошлому замечена, отставил кадку в угол. — А сколько ж тебе лет, дитя мое?

— О, очень много, сударь, восемнадцать! — с восторгом ответил Иван. — Раз уж идет постоянная параллель с «Тремя мушкетерами», почему бы не обратиться и к одноименному музыкальному фильму?

Богатырь остановился и с хохотом заявил:

— Попал под лошадь! Ну и добры молодцы шастают по нашему двору! — Из «Двенадцати стульев». Или из Антоши Чехонте (рассказ «Прославился»)?

— Знаю, знаю, что не по умыслу злому, однако ж… Походи пока в «добрых молодцах», конюшни княжецкие почисти. Конюха — Авгием зовут. И там, между прочим, подвиги совершать можно… — Вот и греческая мифология пошла.

А Муромец рассказывал дальше: