Антон Мякшин - Бес шума и пыли

— Присмотрю, присмотрю, — обрадовалась Заманиха. — Ужо я!.. Жабу в рот!

— И пальцем клиента не тронь! Ему и так досталось сегодня. А если чего учудишь — в контору сообщу, чтобы тебя в должности понизили, лишив места оператора-консультанта! — пригрозил я. — Будешь кикиморой на болоте выть, заплутавших путников пугать!

Ведьма моментально съежилась, пробормотала какое-то проклятие и запрыгнула в свою избушку. Я полез за ней.

* * *

— Франциск-то тоже из ваших… — бормотала старуха, помешивая варево в чугунке. — А культурный — не в пример некоторым… У него такая штучка была… Он без всяких дедовских приемчиков со своими общался!.. До чего культурный бес был — не то что ты… Мы с ним так дружно жили!

От чугунка вверх тянулась тонкая струйка зеленого дыма. Весь потолок как диковинной паутиной покрыт был зелеными пульсирующими нитями.

— Не отвлекайся, — посоветовал я. — Дым густеет. Мешай старательнее…

— …Штучка такая, — тем не менее продолжала бормотать Заманиха, — говорит в нее, а его другой бес, на тыщу верст отсюда отдаленный, слышит!

— Не отвлекайся… Мобильник, что ли?

— Ага, кажись так эта штучка по-культурному-то называется…

— Твоему Франциску в следующий раз напомни инструкцию, — сказал я. — Пункт тридцать первый: «В отдельно взятом пространственно-временном периоде запрещается пользоваться приборами, произведенными в других периодах, отстоящих от данного более чем на пять лет вперед…»

— Чего?

— Ничего, — буркнул я. — Работай!.. Стукнуть, что ли, начальству на этого Франциска? Инструкции нарушает, с контингентом излишне сближается…

Дым из зеленого стал черным — струйка, исходившая от чугунка, разбухла. В избушке густо запахло паленым.

— Готово, — проговорила Заманиха, отходя в сторону.

Я извлек из чугунка забытую старухой деревянную ложку, встал над ним так, чтобы лицо мое полностью закрывал черный дым, и, сконцентрировавшись, тихо позвал в булькающее варево:

— Филимон! По желанию или без желания по крайней нужде явись брату своему по крови…

Достаточно оказалось проговорить заклинание один раз. Впрочем, Филимон ведь находился не так уж далеко… Когда я, откашливаясь и протирая глаза, отступил назад, он уже стоял посреди комнаты в расстегнутом до пупа кафтане, в шапке, сдвинутой набекрень, с большой куриной ногой в одной руке и деревянным ковшом, наполненным мутной, едко пахнувшей жидкостью, — в другой.

— Что за манера отрывать от дела в неурочное время? — недовольно проговорил Филимон, озираясь. — Это ты, что ли, Адик?

— Кто ж еще…

— Блин, прямо из-за стола вытащил!.. Хорошо еще, что ребята укушались в умат и ничего не заметят… А меня местное пойло не берет — я к адскому пуншу привыкший!.. Чего надо?

— Дело есть, — сказал я, кивком указав Заманихе на дверь.

Бабка, вконец обидевшись на то, что ее выгоняют из собственной избы, поджала губы и молча ретировалась. Филимон, крякнув, опорожнил ковш, закусил курятиной, рыгнул и, вытирая руки о кафтан, осведомился:

— Насчет сегодняшнего переполоха, что ли?

— Ты как догадался?

— Чего тут догадываться? Шухер устроили на всю округу! Зачем с Георгием-то связались?

— По делу, — объяснил я. — Гаврила — клиент мой — изнывает от неразделенной любви, а богатырь…

Вкратце я объяснил Филимону суть проблемы. Когда закончил, Филимон, неожиданно посерьезневший, уселся на лавку и, сняв шапку, почесал шишку между рогами.

— Что такое? — встревожился я.

— Ну и вклепался ты, Адик! — сочувственно протянул мой коллега. — Надо же так вклепаться!.. Дай закурить…

Его реакция мне, понятно, не понравилась. Если уж сам Филимон — опытный оперативный работник — чешет голову, то мне остается без лишних разговоров писать рапорт об отставке.

— Скажи толком, в чем дело, — протягивая сигарету, попросил я.

— Еще не догадался?

Филимон, как истинный бес старой закалки, очень любил отвечать вопросом на вопрос. Не знаю почему, но меня такая манера иногда раздражает!

— Нет, — сказал я, — не догадался.

— Ну слушай… Георгий, как последний из истинных русских богатырей, десять лет назад был возведен на Высшую Ступень Света…

Я так и сел там, где стоял, то есть попросту шлепнулся на пол!

— Чтоб у меня хвост отвалился! — простонал я, когда обрел наконец дар речи. — Как же так?! Шестнадцатый век на дворе! Воителей Света всех до одного еще в двенадцатом уничтожили! Ланселот Озерный — с ним повозиться пришлось, но и он окочурился! Как раз последним из Воителей был! И самым могущественным!.. При чем здесь Георгий?!