Александр Сивинских - Проходящий сквозь стены

— Зашибает, стало быть? Я вздохнул:

— Случается.

— Стало быть, зашибает, — задумчиво повторил Стукоток. — Вот и мне показалось. Шумит?

Тут даже врать не пришлось:

— Иногда прегромко.

— Ладно, учтем. — Лейтенант водрузил фуражку на голову, привычно вымерил двумя пальцами положение козырька. — Извините за вторжение. Служба. Вам, кстати, известен телефон нашей дежурной части?

Я сделал виноватое лицо:

— Нет.

— Запишите. Будет сильно барогозить, — Стукоток коротко дернул головой в направлении потолка, — вызывайте наряд.

После ухода участкового я решил навестить соседа сверху. Мне захотелось укоризненно посмотреть в его бесстыжие глаза. Пусть ему станет неловко. А то взял моду свои похмельные глюки мне приписывать! Ему кони, выходящие из пола, прямо с утра мерещатся, а виноват, значит, я. Курящий, оказывается, в это время траву. Удивительный ход мыслей! Перенос, так сказать, воображаемого с больной головы на здоровую. Непостижимая логика иного мира. Или отдаленного будущего.

Однако пообщаться с прогрессивным логиком мне не удалось. Вокруг его квартиры наблюдалось необыкновенное оживление. Деловитое движение туда и сюда в высшей степени любопытных личностей. Я решил, что разговор подождет, и устроился на подоконнике на лестничной площадке, потягивая колу и следя за посетителями.

Было их много, и все были разные.

Сперва пожаловала увешанная побрякушками своей шарлатанской аппаратуры, четверка мошенников из Института биоэнергетики. Бравые парни, щеголяющие фирменной униформой и зачем-то нацепившие обтекаемые спортивные очки с желто-коричневыми стеклами. Вылитые «охотники за привидениями» из одноименного фильма. Хотел бы я посмотреть, как они поведут себя при встрече с настоящим призраком. Впрочем, штаны у них выглядели достаточно мешковатыми, чтобы скрыть признаки любого волнения, вплоть до самого крайнего.

Затем прибыл православный батюшка. Сопровождал его молоденький служка, нагруженный не менее чем тремя литрами святой воды.

И наконец, притопал водопроводчик с огромной брезентовой сумкой.

Я допил газировку и довольно улыбнулся. Сообразительный мужичонка не упустил ничего. Отныне можно спать спокойно.

Отдых есть функция, обратно пропорциональная усталости.

Эта свежая мысль тяжело, точно пробуждающийся медведь в берлоге, ворочалась в моей несвежей голове, пока я нога за ногу тащился к двери.

Проспал я хорошо если час.

Звонок надрывался.

Сулейман Маймунович терпеть не может телефонов, факсов, пейджеров и прочих современных средств связи. В особенности он не может терпеть электронной почты и сотовых мобильников. Когда-то он очень здорово нарвался с любовью к электронике. Как-никак, считал он, электроника — область науки, оперирующая потоками данных, строго упорядоченной энергией, а значит, самая близкая к магии. Сулейман, с головой ныряя в ее изучение, надеялся возродить былую славу джиннов, ифритов и прочих энергетических сущностей, скрестив спиритическое с материальным. Вдохнуть в машину пусть не душу, но — «духа». Вследствие своего бескрайнего энтузиазма он и стал одним из главных фигурантов знаменитого «дела кибернетиков». Имеется в виду — настоящих фигурантов, для обуздания которых, собственно, и была загублена вся советская кибернетика. От расправы ему пришлось скрываться в Средней Азии, где он провел полтора десятка лет, едва ли не самых жутких за последние век-два. Вернуться в столицы Сулейман так и не решился и до сих пор не может без содрогания вспоминать свой тогдашний бурный «роман с ЭВМ».

Поэтому в офисе «Серендиба» нет ни единого компьютера. Зато имеется «Феликс» — металлический счетный агрегат с клавиатурой, как у пишущей машинки, и рукояткой, которую следует крутить. При вычислениях «Феликс» совершенно неповторимо звенит на разные голоса, да вот беда — постоянно сбивается в действиях с дробями. Им пользуется наш ничем не примечательный старенький бухгалтер. С другой стороны, бухгалтер имеет редкое эллинское имя Менелай Платонович Архэ и обладает одной странностью — никогда не кушает яблок.

Для передачи известий наш добрый старомодный шеф предпочитает употреблять посыльных и нарочных, а также пользоваться оказией и слать гонцов. Особую любовь он испытывает к почтовым птицам. Сегодня, впрочем, он ограничился обыкновенным курьером.

— Ну? — сказал я, страдальчески глядя на Зарину, и широко зевнул.

Как мне уже приходилось отмечать (и, возможно, придется еще не раз), Сулейман — тонкий психолог. Зная, что Павлин-мавлин, хоть и выглядит паинькой, бывает подчас невыносимо грубым, он поступил чрезвычайно хитроумно. Откомандировал ко мне свою любимицу. Не потому, конечно, что я остерегусь отправить ее к черту из опасения его прогневать. А потому что Зарина и моя любимица тоже. К ней все относятся с нежностью. На первый взгляд это симпатичная восьмилетняя девчушка с черными глазищами в пол-лица. На второй тоже. Да хоть на тридцать третий. В самом же деле Зарина — карлица, чей возраст далеко перевалил за… В общем, далеко за. Ни к чему вам знать. Я сам, откровенно говоря, не знаю. Притом она ведет себя совершенно как ребенок.