Светлана Славная - В дебрях Камасутры

— Ну, надо же! Каким образом?

— В глаз вставляется передающая линза, с помощью которой можно грузить объект исследования информацией, а в ухо — воспринимающая мембрана с синхронным переводом, — объяснил гений технической мысли. — Да мы сейчас вам покажем.

Он извлек из дорожной сумки небольшую коробочку, «вооружил» свои органы чувств и пристально уставился на Птенчикова.

— Что-нибудь ощущаете? — прошептала Варя.

— Колено чешется, — доверительно сообщил учитель.

Егор покачал головой:

— Ничего не получается. Он даже глаз не отводит, а ведь ни одно из животных не выдерживало моего взгляда. И мембрана бездействует. Собственно, переводить нечего — объект не пытается издавать звуки незнакомого характера...

— Иван Иванович, миленький, помычите, пожалуйста! — взмолилась Варя. — Неужели наш зоотранслейтор сломался?

— Вы испытывали его на спящих медведях? — уточнил Птенчиков.

— Нет, для чистоты эксперимента пришлось разыскать бодрствующих животных. Мы проехали дальше на север и обнаружили стада диких оленей. Такой материал для исследования!

— Но я-то не олень, — развел руками Птенчиков.

— В этом и беда! — подхватил Егор. — Нам с вами совершенно не о чем говорить. Я имею в виду — при помощи зоотранслейтора... — Парень смутился и замолчал.

— А о чем вы беседовали... гм... в стадах? — спросил учитель, пряча улыбку:

— Олени оказались высокоорганизованными существами с философским складом характера, — ответила Варя. — Егор даже утверждает, что у них существует поэзия, однако я испытываю на этот счет некоторые сомнения, так как сама ни разу стихов из их уст не слышала. Возможно, у Егора получилось вольное изложения подстрочника из-за осложнений после прививки, перенесенной несколько лет назад.

— Это когда группе добровольцев пытались привить любовь к литературе, а они начали сыпать рифмами? — вспомнил Птенчиков.

— Рифмами сыпали не все. Некоторые погрязли в метафорах и иносказаниях, так что ближайшие друзья до сих пор не всегда могут их речь расшифровать, — вздохнул Гвидонов.

— Это ужасно, — искренне согласился Иван — Так что там с поэзией парнокопытных?

Егор улыбнулся и нараспев прочитал:

— Да это же лимерик! — в восторге вскричал учитель. — Помню, я в свое время читал детектив о долговязом магистре истории, прибывшем из Англии в Россию в поисках второй половины завещания своего далекого предка. Главный герой сочинял презабавнейшие лимерики. Как же там говорилось... «Один полоумный магистр был слишком в решениях быстр...». [1]Птенчиков вдруг побледнел, задохнувшись от необъяснимого волнения.

— Иван Иванович! Вам плохо? — всполошилась Варя.

— Либерея... Иванова Либерея, — прохрипел учитель.

Гвидонов схватил со стола чайник и плеснул остывшей заварки ему в лицо.

— Ты что, с ума сошел? — взвился Иван.

— Я — нет, — настороженно отозвался Егор, — а как вы себя чувствуете?

— Хватит ерничать. Тот магистр истории искал Либерею Ивана Грозного!

— Мэтр, извините, но кто все же такая эта Либерея Ивановна? — робко поинтересовалась Варвара, когда аэробот Гвидонова стремительно стартовал с заснеженной полянки, взяв курс на город.

— Не кто, а ЧТО, — поправил Птенчиков, в лихорадочном волнении подскакивающий на пассажирском сиденье. — А с чего это ты перешла на полицейский жаргон?

— В смысле? — совсем растерялась Варя.

— Мэтром меня называешь...

— Иван Иванович, вам же официально присвоили это звание как эксперту-аналитику по неразрешимым вопросам! — пришел на выручку невесте Егор. — Тогда вы закончили расследование на Буяне, а сейчас мы стоим на пороге нового расследования. Только я не совсем понял, с кого мы начнем: с английского магистра, Ивана Грозного или этой девушки со странным именем?

— С Олега и Аркадия, — усмехнулся Птенчиков. — Кстати, Либерея — это не девушка, а собрание книг. Иначе говоря — библиотека.

— Как у вас в пристройке? — догадалась Варя.

— Ясно, что не как у вас в аптеке, — фыркнул «мэтр», весьма критически относящийся к достижениям пищевой промышленности в области литературы. — К Грозному Либерея перешла по наследству, а как сложилась ее дальнейшая судьба — неизвестно. Может, сгорела при очередном пожаре, которые в те времена были для деревянной Москвы привычным явлением, а может, до сих пор хранится в каком-нибудь тайнике, ожидая своего часа. На протяжении истории периодически появлялись энтузиасты, пытавшиеся ее найти. Но, увы, безрезультатно.