Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

– Нельзя так поступать с людьми, – упрекнула я. – Это некрасиво.

– Поступать? Ты о чем?

– Ослеплять их, как это делаешь ты. Бедняга сейчас на кухне наверняка отдышаться не может.

Он, кажется, озадачился.

– Да ладно тебе, – не поверила я. – Как будто ты не знаешь, какое впечатление производишь на людей!

Он склонил голову набок, в глазах отразилось любопытство.

– Значит, я ослепляю людей?

– А ты разве не замечал? Думаешь, каждому так легко добиться своего?

Мои вопросы он пропустил мимо ушей.

– Тебя я тоже ослепляю?

– Постоянно, – призналась я.

К нам подошла официантка, вид у нее был выжидательный. Хозяйка определенно предупредила, что ей предстоит, и ожидания девушки оправдались. Игриво заложив за ухо короткую черную прядь, она вложила в улыбку чрезмерную дозу радушия.

– Привет, я Эмбер. Что будете пить?

Я не могла не заметить, что обращается она только к Эдварду.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Мне колу.

Я словно спрашивала разрешения.

– Две колы, – сказал он официантке.

– Секундочку! – заверила девушка с такой же теплой улыбкой, как прежде. Но Эдвард не видел ее – он не сводил глаз с меня.

– Ты что? – спросила я, когда она ушла.

Его взгляд был прикован к моему лицу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответила я, удивленная настойчивым вопросом.

– Не знобит, не тошнит, голова не кружится?

– Да вроде нет.

Мой озадаченный тон вызвал у него усмешку.

– Вообще-то я все жду, когда у тебя начнется истерика, – на его лице возникла все та же бесподобная усмешка.

– Ну и зря, – сказала я, когда снова обрела способность дышать. – Я умею вытеснять неприятные впечатления.

– И все-таки мне будет спокойнее, когда внутри у тебя прибавится еды и сахара.

Как по заказу, явилась официантка с нашей колой и корзинкой с хлебными палочками. Расставляя их на столе, она повернулась ко мне спиной.

– Вы готовы сделать заказ? – спросила она Эдварда.

– Белла?

Официантка нехотя повернулась ко мне.

Я назвала первое, что вычитала в меню:

– Эм-м… мне равиоли с грибами.

– А вам? – официантка одарила Эдварда еще одной улыбкой.

– Мне ничего.

Само собой.

– Если передумаете – скажите мне, – кокетливая улыбка по-прежнему играла на ее лице, но Эдвард на нее даже не взглянул, и официантка ушла расстроенная.

– Пей, – велел он.

Я послушно пригубила колу, потом начала пить большими глотками, удивляясь неожиданной жажде. Опомнилась я, когда мой стакан был уже пуст, и Эдвард придвинул мне свой.

– Спасибо, – пробормотала я. Пить хотелось по-прежнему. От ледяной газировки мне стало зябко, я поежилась.

– Тебя знобит?

– Это от колы, – объяснила я.

– А куртку ты не взяла? – укоризненно спросил он.

– Взяла, – я взглянула на диванчик рядом с собой – там было пусто. – Ой, я же оставила ее в машине у Джессики, – спохватилась я.

Эдвард принялся снимать свою куртку. Я вдруг поняла, что никогда не обращала внимания на то, как он одет, – ни сегодня, ни когда-либо раньше. Просто я была не в силах отвести взгляд от его лица. Но теперь я увидела, что куртка, которую он снимал, из светло-бежевой кожи, а под ней надета водолазка цвета слоновой кости. Она плотно облегала грудь, подчеркивая мышцы.

Он протянул мне куртку, и я нехотя перестала глазеть на него.

– Спасибо, – в очередной раз произнесла я, просовывая руки в рукава. Куртка была холодной, совсем как моя, когда я надевала ее по утрам после того, как она всю ночь провисела на сквозняке в прихожей. Я снова поежилась. От куртки изумительно пахло. Я принюхалась, пытаясь определить, что это за нежный запах. На одеколон не похоже. Рукава были мне длинноваты, и я поддернула их повыше, чтобы они не закрывали кисти.

– Этот синий цвет хорошо гармонирует с твоей кожей, – заметил Эдвард, разглядывая меня. Я удивилась, опустила взгляд и, конечно, покраснела.

Он придвинул мне корзинку с хлебными палочками.

– Никакого шока у меня нет, и истерики не предвидится, – сказала я.

– На твоем месте любой нормальный человек был бы в шоке. Но ты даже испуганной не выглядишь. – Он тревожно вгляделся мне в лицо, и я вдруг заметила, какими светлыми стали его глаза – светлее, чем когда-либо на моей памяти, оттенка золотистого жженого сахара.

– С тобой мне очень спокойно, – загипнотизированная его глазами, я опять сказала чистую правду.

Но это его не обрадовало. На мраморном лбу обозначились морщины. Он покачал головой и нахмурился.