Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

– Ты весь дрожишь.

– Мне кажется, холод тут ни при чем, – признался я.

Секунду мы смотрели друг на друга в темноте.

– Я до сих пор не понимаю, что можно и чего нельзя, – признался я. – Насколько осторожным я должен быть?

Она помедлила.

– Нет, не легче, – наконец ответила она на мой вопрос. Ее рука прошлась по моему предплечью, и оно опять покрылось гусиной кожей. – Но сегодня днем… мне все еще недоставало решимости. Прости, с моей стороны было непростительно вести себя вот так.

– Прощаю, – шепнул я.

– Спасибо, – она улыбнулась, но посерьезнела, глядя на мою руку. – Понимаешь, я… сомневалась в том, что мне хватит сил… – она взяла мою руку, прижала ее к своей щеке, не глядя на меня. – И пока сохранялась вероятность, что я… не выдержу, – она вдохнула запах моего запястья, – я… была начеку. Так продолжалось до тех пор, пока я не убедилась, что достаточно сильна и что я ни в коем случае не… и ни за что не допущу…

Я еще ни разу не видел, чтобы она подбирала слова с таким трудом. Совсем по-человечески.

– Значит, теперь никакой вероятности нет?

Наконец посмотрев на меня, она улыбнулась.

– Разум выше материи.

– Только и всего, – подхватил я, усмехаясь, чтобы дать ей понять: я просто шучу.

– Я бы не сказала, что это легко… приходится прилагать титанические усилия, но все-таки это возможно. А насчет твоего второго вопроса…

– Извини, – смутился я.

Она тихо рассмеялась.

– Почему ты извиняешься? – Вопрос был риторический, и она сразу продолжила, приложив палец к моим губам на случай, если я захочу перебить ее. – И поскольку это и вправду нелегко, будет лучше, если ты не станешь форсировать события. – Она убрала палец. – Ты не против?

– Конечно, нет, – поспешил ответить я. – Как скажешь.

Как обычно, я воспринял ее слова буквально.

– Если же станет… невмоготу, я точно знаю, что смогу уйти.

Я нахмурился.

– Я не допущу, чтобы тебе стало невмоготу.

– Завтра будет труднее, – продолжала она. – Весь день я ощущала только твой запах, и моя чувствительность к нему немного притупилась. Если же я какое-то время пробуду вдали от тебя, придется начинать заново. Но по крайней мере, уже не с нуля.

– Тогда не уходи, – предложил я.

Ее лицо смягчилось, на нем возникла улыбка.

– Это меня устраивает. Неси кандалы, я твоя пленница, – с этими словами она обхватила прохладными пальцами мое запястье, изображая наручник. – А теперь можно взять твое одеяло?

Я не сразу сообразил, о чем речь.

– А, ну да, конечно. Держи.

Дотянувшись до старого стеганого одеяла, которое обычно лежало свернутым в ногах моей постели, я протянул его Эдит. Она отпустила мое запястье, взяла одеяло, расправила и вернула мне.

– Мне будет приятнее знать, что тебе удобно.

– Мне очень удобно.

– Ну, пожалуйста!

Я послушно набросил одеяло себе на плечи, как плащ.

Она тихонько усмехнулась.

– Не совсем то, чего я хотела.

Она вскочила, по-другому расправила одеяло поверх моих ног, подтянула его до плеч, и прежде, чем я сообразил, что она делает, снова забралась мне на колени и угнездилась на моей груди. Одеяло служило надежным барьером там, где соприкасались открытые участки наших тел.

– Так лучше? – спросила она.

– Даже не знаю…

– Но все-таки ничего?

– Лучше, чем ничего.

Она рассмеялась, я пригладил ее волосы – это движение показалось мне достаточно осторожным.

– Так странно… – заговорила она. – Все то, о чем читаешь, слышишь в чужих мыслях, видишь в чужой жизни… нисколько не помогает подготовиться к тому, чтобы испытать это самой. Сияние первой любви. Это больше, чем я ожидала.

– Гораздо больше, – с жаром согласился я.

– И с другими чувствами так же – возьмем, к примеру, ревность. Мне казалось, я хорошо представляю, что это такое. Я сотни тысяч раз читала о ней, видела, как актеры изображают ее в тысячах фильмов и пьес, ежедневно слышала, как о ней думают другие люди, отчасти сама испытывала ее в легкой форме, мечтая о том, чего у меня нет… И все-таки она стала для меня потрясением. – Она нахмурилась. – Помнишь день, когда Маккайла пригласила тебя на бал?

Я кивнул, хотя тот день врезался в мою память совсем по другим причинам.

– В тот день ты снова начала разговаривать со мной.

– Меня ошеломила собственная вспышка возмущения, почти ярости, я поначалу даже не поняла, что она означает. Я понятия не имела, что ревность может быть настолько мощной… и мучительной. А потом ты ей отказал, а я не поняла, почему. И сильнее обычного разозлилась на то, что не могу услышать, о чем ты думаешь. Может, у тебя есть другая? Или ты просто пожалел Джереми? Я понимала, что в любом случае не имею права знать об этом. И старалась не знать. А потом начала вырисовываться картина в целом.