Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

– Пожалуйста, прости меня, – учтиво и чинно попросила она. – Я в состоянии владеть собой. Просто ты застал меня врасплох. Но я уже исправилась.

Она ждала моего ответа, но я стоял перед ней на коленях молча, пытаясь собраться с мыслями.

– Честное слово, сегодня жажда меня совсем не мучает. – Она подмигнула.

Я невольно рассмеялся, но смех получился срывающийся и напряженный.

– Все хорошо? – спросила она, медленно и робко потянулась и накрыла мою руку своей.

Я посмотрел на эту гладкую мраморную руку, потом в глаза Эдит – ласковые, полные раскаяния. И все еще опечаленные.

Улыбнуться я постарался так широко, что у меня заныли щеки. Ответом мне стала ослепительная улыбка Эдит.

Нарочито неторопливо и плавно она опустилась на траву, подогнув ноги. Я неуклюже повторил ее движение, и вскоре мы уже сидели лицом друг к другу, соприкасаясь коленями и держась за руки.

– Итак, на чем мы остановились до того, как я повела себя так грубо?

– Честное слово, не помню.

– Кажется, мы говорили о причинах твоей боязни, кроме вполне очевидных.

– А-а, да.

– Ну так как же?

Я посмотрел на наши руки и повернул свою так, чтобы свет падал на ее пальцы.

– Как же я легко раздражаюсь, – вздохнула она.

Я заглянул ей в глаза и вдруг понял: все это для нее настолько же ново, как и для меня. Несмотря на многолетний невообразимый опыт до встречи со мной, ей так же трудно, как мне. Эта мысль придала мне смелости.

– Мне страшно потому, что… по вполне понятным причинам я не смогу остаться с тобой, ведь так? А еще потому, что остаться с тобой мне хочется, и гораздо больше, чем следовало бы.

– Да, – медленно подтвердила она, – желание быть со мной определенно не в твоих интересах.

Я нахмурился.

– Мне следовало уйти в первый же день и никогда не возвращаться. Или сделать это прямо сейчас, – она покачала головой. – Тогда это было возможно, но теперь я не знаю, смогу ли я.

– Не надо. Пожалуйста.

Ее лицо стало слегка сердитым.

– Не беспокойся: я закоренелая эгоистка. И слишком жажду твоего общества.

– Вот и хорошо!

Она уставилась на меня в упор, осторожно высвободила руки и скрестила их на груди. Когда она вновь заговорила, голос звучал резко.

– Не забывай: я жажду не только твоего общества. Никогда не забывай, что для тебя я опаснее, чем для кого бы то ни было, – она устремила невидящий взгляд в глубину леса.

Я задумался.

– Кажется, я не совсем понял твои последние слова.

Она повернулась ко мне и улыбнулась, ее непредсказуемое настроение опять переменилось.

– Как бы это объяснить? И при этом не напугать тебя?

Словно забывшись, она снова вложила руку в мои пальцы, и я крепко сжал ее. Она смотрела на наши руки.

– Удивительно приятное оно, это тепло.

Вскоре она собралась с мыслями.

– Ты ведь знаешь, что вкусы бывают разными? – начала она. – Что одни любят шоколадное мороженое, а другие – клубничное?

Я кивнул.

– Извини за аналогию с едой, другого способа объяснить я не придумала.

Я усмехнулся, она ответила мне печальной усмешкой.

– Понимаешь, все люди пахнут по-разному, у каждого свой аромат… Если запереть алкоголичку в комнате, где полным-полно выдохшегося пива, она охотно выпьет его. Однако при желании она легко воздержалась бы, если бы уже исцелилась от алкоголизма. А теперь представь, что в ту же комнату поставили стакан бренди столетней выдержки, лучшего, редчайшего коньяка, и он наполнил комнату своим теплым ароматом. Как, по-твоему, тогда поступит та же алкоголичка?

Мы молча сидели лицом к лицу, смотрели друг другу в глаза и пытались прочитать мысли.

Она нарушила молчание первой.

– Возможно, сравнение неудачное. Возможно, перед бренди слишком легко устоять. И мне, наверное, следовало бы сделать нашу алкоголичку героиновой наркоманкой.

– То есть я для тебя – что-то вроде героина? – пошутил я, чтобы разрядить обстановку.

Она мимолетно улыбнулась и, кажется, оценила мои старания.

– Да, именно так.

– И часто такое случается? – спросил я.

Обдумывая ответ, она засмотрелась на верхушки деревьев.

– Я говорила об этом с сестрами, – она по-прежнему глядела вдаль. – Для Джессамин все вы, в сущности, одинаковы. В нашей семье она появилась позже всех, воздержание вообще дается ей с трудом. У нее пока не развилась чувствительность к разнице запахов и вкусов. – Ее лицо стало виноватым, она бросила на меня быстрый взгляд. – Извини.

– Ничего. Послушай, не надо бояться оскорбить меня, напугать и так далее. Я понимаю: ты так устроена. Я все понимаю – или, по крайней мере, стараюсь понять. Просто объясни, как сможешь.