Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

Его голос, понизившийся почти до шепота, затих. Невидящим взглядом он смотрел в западное окно. Я размышляла, что он видит сейчас внутренним взором, – воспоминания Карлайла или картины своего прошлого, – и терпеливо ждала.

Когда он снова обернулся ко мне, его лицо осветилось кроткой улыбкой ангела.

– Вот мы и пришли к тому, с чего начали, – заключил он.

– И с тех пор ты всегда жил с Карлайлом?

– Почти всегда, – он обнял меня за талию и притянул к себе, шагнув к двери. Я оглядела завешенную картинами стену, гадая, услышу ли о них что-нибудь еще.

Эдвард шагал по коридору молча, поэтому я уточнила:

– Почти?

Он вздохнул – отвечать ему явно не хотелось.

– Ну, был у меня приступ подросткового бунтарства, лет через десять после того, как я… родился заново или был сотворен – называй, как хочешь. Принципы воздержания, которых придерживался Карлайл, меня не прельщали, я злился в ответ на попытки обуздать мой аппетит. И потому какое-то время жил сам по себе.

– Правда? – Мне следовало бы испугаться, а я была скорее заинтригована.

Он заметил это. Мы направлялись по лестнице на следующий этаж, но я почти не обращала внимания на окружающую обстановку.

– И это не отталкивает тебя?

– Нет.

– Почему?

– Видимо… потому, что звучит логично.

Он расхохотался громче обычного. Мы достигли верха лестницы и очутились в еще одном обшитом панелями коридоре.

– С тех пор, как я родился заново, – негромко объяснил он, – я пользовался преимуществом – знал, что думают все вокруг меня, и люди, и не только. Вот почему я бросил вызов Карлайлу лишь через десять лет: я видел, что он действует совершенно искренне, и прекрасно понимал, почему он так живет.

Через несколько лет я одумался, вернулся к Карлайлу и с тех пор полностью разделяю его взгляды. Я думал, что буду выбирать свою жертву осознанно. Поскольку я знал мысли своей добычи, я мог не трогать ни в чем не повинных людей и охотиться только на злодеев. Если я шел по следу убийцы в темном переулке, где он крался за юной девушкой, и спасал ее, значит, я не чудовище.

Я задрожала, отчетливо представляя себе описанную им картину: ночь, темный переулок, перепуганная девушка, черный силуэт мужчины за ее спиной. И Эдвард – прекрасный, как молодой бог, опасный и непреклонный. Была ли благодарна ему та девушка или испугалась еще сильнее?

– Но время шло, и я сам себе стал казаться монстром. Каким бы оправданным ни казалось мне убийство, за отнятую человеческую жизнь все равно приходилось платить раскаянием. И я вернулся к Карлайлу и Эсме. Они встретили меня с распростертыми объятиями, как блудного сына. Сам-то я думаю, что не заслуживал снисхождения.

Мы остановились перед последней дверью в коридоре.

– Моя комната, – объявил Эдвард, открыл дверь и повел меня за собой.

Комната была обращена на юг, одна из ее стен представляла собой окно, как в зале на нижнем этаже. Наверное, вся задняя стена дома была сделана из стекла. Отсюда открывался вид на реку Солдак, которая змеилась по девственным лесам до горной цепи Олимпик. Я и не думала, что горы здесь так близко.

Западная стена комнаты была сплошь завешана полками с компакт-дисками. Здесь их было больше, чем в любом музыкальном магазине. В углу стоял солидный и сложный на вид музыкальный центр – из тех, к которым я боялась даже прикоснуться, чтобы ненароком не сломать. Кровать в комнате заменял широкий диван, обитый черной кожей, который так и манил присесть. Пол был покрыт толстым золотистым ковром, стены обиты плотной тканью чуть более темного оттенка.

– Ради акустики? – догадалась я.

Он усмехнулся и кивнул.

Взяв пульт дистанционного управления, он включил музыкальный центр. Он зазвучал негромко, но казалось, что джаз-бэнд играет вживую в одной комнате с нами. Я подошла к полкам и принялась изучать его обалденную коллекцию дисков.

– Как ты в них разбираешься? – спросила я, не заметив в расстановке никакой логики.

Вопрос его не заинтересовал.

– Эм-м… по году, а потом – по личным предпочтениям в тот период, – с отсутствующим видом произнес он.

Я обернулась и увидела, что он смотрит на меня по-особенному.

– Что такое?

– Я думал, что испытаю… облегчение. Когда ты все узнаешь, когда у меня больше не будет секретов от тебя. Но не ожидал, что почувствую еще что-то. Мне нравится. Я… рад, – с легкой улыбкой он пожал плечами.

– Вот и хорошо, – улыбнулась я в ответ. А я уже опасалась, что он раскаивается в том, что поделился со мной. И обрадовалась, узнав, что мои опасения были напрасны.