Кейт Ринка: Страсть Маргариты. Сгорая дотла

Спустя месяц…

…холодно… было очень холодно… и вокруг одна темнота, пронизывающая вместе с этим диким холодом до самых костей… я ударила ладонью по полу и закричала, заканчивая крик шипением… было так больно… и все тело царапали нервные голодные импульсы…

…после передышки я поползла на четвереньках дальше, уже зная наизусть каждый метр и угол этой треклятой комнаты… рука поднялась с мягкой обивки, уже не знаю чего – стены, потолка или пола, и опустилась на твердый метал… чертова железная дверь! … я снова начала кричать и бить по ней рукой, углубляя незначительные вмятины…

…от бессилия и боли я сжалась в комок, раскачиваясь из стороны в сторону… и снова с губ сорвался крик… здесь были только я и мой голод, жестоко грызущий мою плоть…

…и сквозь сонную дымку накатывало чувство, что кто-то пытается прорваться в мое сознание…

Вон!

Пошли все вон!

…а ночь все сменялась ночью, принося вслед за закатом все муки моего личного Ада…

…наконец, напротив меня открылась дверь, пропуская внутрь луч света, и чья-то фигура зашла следом, обдавая волной запахов…

Кровь!

В секунду я оказалась возле тела, обнажая клыки и пытаясь всадить их в чью-то шею. Но меня оттолкнули, бросая на пол спиной и подсовывая ко рту запястье, на котором я быстро сомкнула челюсть…

Кровь!

Горячим потоком она побежала по горлу, попадая в желудок, и вместе с теплом расходясь по всему изможденному и высохшему телу. А следом побежали образы… я неслась по лесу, ступая на землю волчьими лапами; деревья проносились мимо; запах леса забивал ноздри, а высоко надо мной, сквозь ветки и листья, пробивались лучи полной луны, озаряя весь лес белым свечением…

И наконец, сквозь отступающую пелену боли и голода, я увидела его глаза, янтарные, красивые, ярко горящие от внутренних эмоций. Я смотрела в лицо Яна поверх его руки, к которой сейчас присосалась. И в его глазах стояло приятное мне недоумение.

– О, черт! – выпалил он, наклоняясь к моему лбу своим. – Как ты это сделала?

Хотелось улыбнуться, только слишком я сейчас была занята, даже для этого. Я пила кровь, по которой так сильно изголодалась за целый месяц, ведь в ней состоит моя жизнь. И обычно все, у кого я пила кровь, получали от этого процесса такое же удовольствие, как и я. Мне не составляло труда дарить этим приятные ощущения и соблазнять. И мало у кого из вампиров получалось делать так же. Нечто похожее – да, безусловно, но не так, как это умела делать я. И до сегодняшнего момента Ян этого совершенно не знал.

Я окутала его дымкой возбуждения, своего возбуждения, на которое охотно откликнулось его тело. Пульс Яна подскочил, дыхание участилось, а глаза загорелись желтым огнем. Раньше в роле соблазнителя между нами выступал только он, но сейчас у меня появилась прекрасная возможность за все отыграться. Просто потому, что я ничего не забыла. Утолив немного голод, можно было теперь подумать и о развлечении.

Помнится, ему не нравились холодные мертвые тала? – хорошо, я стану живой и теплой.

Ян бросил взгляд на мои пальцы, обхватившие его руку, из которой я высасывала сладкий напиток жизни. Потом посмотрел на мое лицо, дотронулся свободной рукой до кожи на плече.

– Ты теплая!? Ох, черт… – Он дернул рукой, которую я крепко держала, и сжал зубы от острой боли, когда я не пустила, и грозно прорычал: – Отпусти меня.

Обхватив Яна ногами за талию, я перекинула его на спину и уселась сверху, выпуская изо рта его руку – от постоянно обновленной крови оборотня я быстро приходила в норму. Месяц – не такой уж большой срок, чтобы сильно высохнуть, но достаточный для того, чтобы сойти с ума от голода.

Удивленный взгляд Яна сказал о том, что он явно не ожидал от меня таких решительных действий. И склонившись к его губам, я тихо и нежно прошептала:

– Спасибо за кровь, ты очень вкусный.

– Маргарита! – прогремел за спиной знакомый голос, который ставил жирную точку на моем развлечении.

Я обернулась и увидела Серафима. Он смотрел на меня сверху вниз, как всегда холодными, серыми глазами. Серафим был тысячелетним вампиром и моим Отцом, нареченным мне месяц назад. К сожалению, я еще не успела вкусить все прелести его Отцовства, но зато успела познать все его недовольство. И сейчас, на безмятежном, казалось бы, лице, я смогла уловить все то же чувство упрека – ему что-то не понравилось, и я могла предположить, что именно. Просто, рядом со мной сейчас был другой мужчина, который мог себе позволить коснуться меня, пусть даже и не стремился сейчас к этому Ян. А Серафим стремился, потому что я было жутко похожа на его покойную жену. Вот только… не мог он это сделать, потому что его «покойная жена» все еще существовала, обитая рядом с ним бестелесным признаком, постоянно напоминая о себе и своей ревности.