Терри Лис - Тень Реальности. Заблудшие души

Pink Floyd. Wish You Were Here

Книга

1.

Заблудшие

души

.

Take a light

Start the flame

Play the game

I am lost

In your eyes

Hypnotised

Here I believe

Dream never deceive

Comatose, almost

You've got me dreaming

Slipping in

And sliding out

Life has no meaning 4 4 Возьми свет, Зажги огонь, Сыграй в игру. Я потерян В твоих глазах, Загипнотизирован. Здесь я верю, Мечты не огорчают. В коматозе почти, Я, мечтающий о тебе. Погружаюсь внутрь. А затем тихо ускользаю… Жизнь не имеет смысла…

« Comatose ». Depeche Mode .

Виктор постоял у панорамного окна, докуривая очередную сигарету. Неспящий город лоскутным одеялом укрывала цветастая, едкая мгла. Götterdämmerung, сумерки богов… Древних идолов, распятых между витками эстакады, повисших в петлях бесконечных тросов, шнуров и кабелей стабилизации среды, ловчей сетью опутавших районы. Сонм забытых пугал при венцах, кольчугах и звериных шкурах. Можно сказать, в этот мир боги приходили умирать. Что-то вроде.

Виктор обдал выстуженный стеклопакет струей едкого дыма и, скривившись, отвернулся от горизонта, напоминавшего многоуровневую диаграмму. Зигзаги осциллографа. Узор тахикардии. Дробный пульс неспящего мира.

«День подходит к концу, Ему бледность к лицу. Не кончается только одно… 5 5 «Не кончается пытка». Пикник. ».

Вечернее небо тлело в паутине подсвеченных развязок, будто плоть покойника под рваной кисеей. Хотелось опустить шторы, занавесить это пестрое умертвие. Что Виктор и сделал. Небрежно, с мстительным наслаждением латентного вандала.

Просторная комната разом погрузилась в призрачный полумрак, оттеняемый светом вытянутого торшера. Сосед Виктора, сидевший на широком, низком диване с очередным невнятным томиком, чутко глянул поверх корешка. Тактично прикрыл книгу. Невозмутимый и внимательный, как опытный санитар при буйном пациенте.

– Витя, чаю хочешь? – предложил он негромко, перехватив нехороший соседский взгляд.

– М-м, – Виктор лишь тряхнул головой, художественно растрепав волосы на затылке, затушил окурок в пепельнице на полу и ослабил ремень. Покосился через плечо на безответные тяжелые складки блэкаута, послушно укрывшего неоновое мракобесие по ту сторону стекла. И снова вытащил пачку.

– Вить… – вкрадчивость интонации соседа нервировала хуже прямого замечания.

Виктор поморщился, но решил, что пока с несчастных легких хватит. Никотиновая горечь уже вязла на зубах, но облегчения не приносила.

– Может, все же чаю сделать? – улыбкой соседа можно было с успехом вскрывать замки. Проволочная отмычка в мимическом эквиваленте. —Тебя колбасит… – заметил парень аккуратно, продолжая наблюдать.

– Угу, – опустившись на диван, Виктор злобно зыркнул в сторону беззвучно работавшего настенного телевизора: по искрящему экрану скакали полуобнаженные девицы в каких-то, прости Господи, светящихся лосинах. И, бесплодно пощелкав кнопками, Виктор оставил кислотно-синюю заставку проигрывателя. Расстегнул несколько пуговиц натершей загривок рубашки.

– Слушай, Серый… Я тут подумал… – начал он с сомнением.

– М? – выверенно-вежливое движение: поворот головы, приподнятые брови. Маска профессионального сочувствия, ледяного, как поверхность зимнего пруда, намертво прилипла к соседской физиономии.

Виктор досадливо махнул рукой, снова поднялся на ноги и принялся ходить по комнате от стенки к стенке, в мрачном недоумении кусая обветренные губы. Такие вечера раздражали. И дело совсем не в раздражающей мине соседа.

Гостиная все еще казалась необитаемой, точно комната в отеле: белый диван, низкий журнальный столик, несколько стеклянных полок под технику, небольшой подиум, для чего-то выделявший пустую зону у огромного окна, и две антрацитовые африканские маски в качестве основного декора. Черно-белые узоры симуляции. В забытых на тумбе высоких стаканах томатный сок с водкой присох неопрятными кровавыми разводами, несколько разнообразя тотальный монохром.

Завершал интерьерный этюд телевизор с дорогущей универсальной стереосистемой. Виктор жить не мог без музыки, очевидно, опасаясь тишины.

Комната пропиталась пустотой – агрессивной, растворяющей. И дело совсем не в минимализме, одинаково импонировавшем обоим жильцам, или количестве аксессуаров. Пустота здесь становилась символом, слишком красноречивым, чтобы его игнорировать.