Виталий Вавикин: Вендари. Книга третья

– Не надо, – услышала она хриплый голос Ясмин, уставшей от затянувшихся родов. – Не трогай это.

– Это? – Аламеа вздрогнула, вспомнив смерть своего отца.

Собравшиеся в доме вендари поднялись по лестнице на второй этаж и начали по одному заходить в комнату роженицы, чтобы засвидетельствовать свое почтение появившемуся на свет ребенку – самке, которая ничем не отличалась от обычного младенца, если не считать зловещей, черной, как бездна, субстанции, окутавшей дом. Древние смотрели на девочку, затем на Ясмин, на старую мамбо, на Аламеа и снова на ребенка.

– Почему? – спросил наконец вендари из второй или третьей дюжины вошедших взглянуть на самку древних. – Почему я не вижу ее мыслей? – древний уставился на старую мамбо, словно она могла подменить младенца. – Что вы сделали с самкой?

Толстая жрица нервно качнула головой. Вендари по имени Закир шагнул к ней, готовый разорвать на части и отыскать в ошметках плоти и крови ответ.

– Эй! – крикнула Аламеа и, когда Закир обернулся, указала на окно. – Это случаем не то, что ты ищешь?

– Это? – вендари долго смотрел на черную субстанцию за стенами дома. – Это… – он подошел к окну и осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться к манившей тайне.

Это было прошлое. Это была история. История вендари. История мира. Она хлынула в сознание Закира, а затем и в сознания остальных вендари. Аламеа вздрогнула, почувствовав, что сила, окружившая дом, пробирается и в ее голову. Детство вендари и планеты. Все, кто был в доме, видели, как зарождается жизнь. Биологическая жизнь. Ее колыбелью были гейзеры и горячие источники, моря и водоемы с пресной водой. Жизнь в своем примитивном виде была многообразной в зависимости от среды обитания. И жизнь эта привлекала другую жизнь – мрачную, темную, холодную, как бесконечный космос. Жизнь, чуждую миру материи. Жизнь, сотканную из энергии, бесконечности. Жизнь, которая зародилась прежде, чем сформировались планеты, построила свой собственный мир, достигла пика и теперь стремилась к развитию, переходу на новый уровень. Вселенная развивалась, и древняя жизнь стремилась развиваться вместе с ней, приспосабливаться, отвоевывать себе место в новом мире материи, тепла, света… Так они стали отражением нового мира, тенями, взаимодействуя с энергией звезд, щедро поливавших молодые планеты теплыми лучами, прокладывая тернистые тропы для химической эволюции и зарождения первых органических веществ, позволяя развиться новой жизни, распуститься дивным цветком. И тени – древние осколки пережившей себя цивилизации, канувшей в глубинах эволюционировавшей вселенной, – становились частью этой новой жизни. Робкой, но древней в своей мудрости частью, стремившейся к симбиозу с новым миром. Членистоногие, рыбы, наземные растения, насекомые, первые земноводные, млекопитающие, птицы, цветковые растения, динозавры… и где-то там, среди всего этого буйства жизни, вид, которому надлежало стать человеком. Стать после того, как вирус изменил часть божественной, древней субстанции, сумевший вступить в симбиоз с этими хрупкими телами, подарив им силу и бессмертие канувших в небытие времен бесконечно развивающейся Вселенной.

Вирус был частью развития, крошечной крупицей в песках времени, но важной для человечества. Вирус вторгался в симбиоз пришедшей из глубин Вселенной энергии и молодого мира. Новый вид, новая поросль молодых тел с древней душой отступала под натиском перемен. Древние. Одного за другим они теряли сородичей, которых природа делала уязвимыми, слабыми, сохраняя лишь крупицы былой силы, жалкие крохи, капли населявшей эти тела энергии космоса, стертой под натиском эволюционировавшего бытия цивилизации. Но вирус не мог уничтожить древнюю жизнь, выкосив ее новые ростки под корень. Но кое-кому из этого вида удалось уцелеть. Вида, который питался друг другом, охотился друг на друга, насыщаясь энергией собратьев. Но после того как вирус изменил большую часть их популяции, с каннибализмом пришлось проститься, устремив свой взор на новую поросль – людей, в крови которых сохранилась часть энергии древней расы. Незначительная часть, но если древние хотели выжить, приспособиться, то с этим нужно было смириться. Так появился вечный голод. Нужно было осушить десяток, сотню человек, прежде чем удастся взять безумие под контроль. Но людей было еще немного. Настоящих людей. Какое-то время древние предпочитали охотиться за полукровками – еще не людьми, но уже и не бессмертными. Этот вид утолял голод лучше, чем люди. Так что природа в своем эволюционном развитии не оставила ему шанса на спасение.