Виталий Вавикин - Вендари. Книга третья

Старая мамбо вскрикнула, когда ночь окутала ее, проникла в легкие, в кровь. Аламеа и Ясмин замерли, потому что в этой густоте невозможно было двигаться, дышать. Нетронутой оставалась лишь колыбель с новорожденным ребенком, к которой прокладывал себе путь Фонсо. Фонсо-старик. Седой, сморщенный, сгорбленный. Понимал ли он, что происходит? Да. Мог ли остановиться? Нет. Да и невозможно остановиться, когда цель уже так близка – колыбель. Едва Фонсо пробрался в комнату, едва увидел младенца, и колыбель стала центром мира, троном верховного правителя, до которого оставалось лишь несколько шагов. Еще чуть-чуть. Совсем немного. Фонсо сорвал с себя рубашку, позволяя тьме просачиваться сквозь поры морщинистой, старческой кожи. Теперь открыть рот. Глотать мрак, пить ночь. Первенец Наследия по имени Эмилиан родился, вырос и превратился в старика, ставя перед собой целью встретиться с Отцом, убить Отца и забрать его пастбища. Таким был центр его мира. Такими были его цели. И уже древним старцем он вернулся к Матери, к Габриэле, дав жизнь Наследию. «Какие мелочные мысли и цели, – думал Фонсо. – Какое ограниченное восприятие. И какой долгий, утомительный путь!» Он сделал еще один шаг в направлении колыбели, в направлении центра мира, центра жизни и всех надежд, ожиданий, потребностей. Претендент. Смерть претендента. Абсолютная власть…

Слабые, разбитые артритом колени Фонсо задрожали… Еще один шаг. Зубы выпали, седые волосы слезли с покрытого старческими пятнами черепа. Ни метаморфоз, ни сияния. Фонсо упал на колени, пополз к колыбели, продолжая впитывать в себя тьму. Трон мира был прямо перед ним. Нужно лишь протянуть руку. Нужно… Скрюченные, с выпавшими ногтями пальцы вцепились в колыбель. В руках не было силы, но высохшее тело стало легким, воздушным. Фонсо подтянулся, заглянул в колыбель. Девочка. Самка. Голубые глаза ребенка доверчиво воззрились на убийцу, тирана. Трон мира… «Она не понимает, – подумал Фонсо. – Она не борется за власть. Ни за что не борется. Это ребенок. Просто ребенок».

– Я уничтожил твою силу, – проскрипел старческим голосом Фонсо, все еще надеясь на финальную схватку, но девочка в колыбели лишь улыбнулась ему беззубым ртом младенца.

Остатки тьмы пробрались под кожу Фонсо. Абсолютная власть. Абсолютная сила. Он стал древней мумией. Плоть – пергаментом. Холодный, гнилостный ветер с болот Мончак ворвался в разбитое окно, смахнул превратившуюся в пепел кожу Фонсо, обнажая серую, отслаивающуюся плоть, под которой были полые, хрупкие кости. Фонсо разваливался, распадался, заполняя комнату прахом своего тела. Пепел кружился под потолком, оседал на мгновение на полу, шкафах, а затем, подхваченный ветром, уносился прочь, за окно, в гнилостные болотные топи…

– Твою мать! – не сдержалась Аламеа, когда все закончилось.

Тьма отступила. Тени ушли – не было их даже у предметов, освещенных яркой желтой луной. В тишине было слышно, как жалобно поскрипывает дом, словно вот-вот развалится. Этот последний бастион. Этот мимолетный центр мира. Да еще где-то далеко, словно в другой реальности, улюлюкает ребенок в колыбели. Девочка. Вендари. Самка. Три женщины смотрели на нее как-то завороженно, загипнотизировано.

– Что ты делаешь? – спросила Аламеа, когда Ясмин поднялась с кровати, держа в руках подушку.

– Эта девочка вырастет и станет монстром, – на нетвердых ногах Ясмин подошла к колыбели. – Настоящим монстром. Абсолютным злом.

– А если нет? – спросила Аламеа.

– Ты не видела то, что случилось здесь минуту назад?

– Я видела лишь мальчика-монстра, который стал стариком и рассыпался на части. Видела тьму и теней… Но теперь ничего этого нет. Только ребенок.

– Она – самка древних.

– Ну, если ты уверена в этом… – Аламеа заставила себя думать о сейфе отца и сохранившихся там сбережениях. – Она ведь твоя дочь, не моя… У меня вообще, может, никогда не будет детей… – королева вуду шагнула к выходу, остановилась, обернулась, пытаясь заглянуть Ясмин в глаза. – Я сейчас заберу из сейфа деньги и, пока уцелевшие кровососы не выбрались из своих нор, уберусь ко всем чертям с этих болот… У берега стоит лодка мальчика-монстра, так что… – Она покосилась на старую мамбо. – Если кто-то тоже хочет убраться отсюда, то…

Молчание начало напрягать. Молчание, треск неспешно заваливавшегося на бок дома да невинное, почти ангельское улюлюкание младенца. Аламеа вышла из комнаты, спустилась по шаткой лестнице. Дверь на улицу была сорвана с петель. Весь остров казался вымершим, изувеченным, словно человек, которого переехал грузовик. И нарушать тишину здесь казалось святотатством, проклятием. «Думать о деньгах. Думать о сейфе отца», – велела себе Аламеа, осторожно продвигаясь вперед. Все чувства обострились. Страх заставил поднять с земли увесистый обломок доски перед тем, как войти в покосившийся дом, где находился сейф короля вуду. Битые стекла скрипнули под ногами. Аламеа замерла, сделала еще один шаг, огляделась. Тишина. Темнота. Генераторы сгорели. Ни света, ни жизни. Еще один шаг. Дверь в кабинет отца. Сейф. Нужная комбинация заучена наизусть. Открыть тяжелую створку. Собрать деньги. «Куда, черт возьми, делись все тени?» – нервно подумала Аламеа, сдерживаясь, чтобы не выскочить из дома сломя голову. Сдерживаясь, потому что кто-то был рядом, кто-то наблюдал из темноты. Аламеа вскрикнула, вонзив обломок доски в грудь бросившегося к ней кровососа. Один удар, затем еще и еще. Неважно, чего хотел древний слуга: выпить ее кровь или попросить помощи. Сейчас все были врагами. Аламеа перешагнула через распластавшееся на полу тело. Колени дрожали, дыхание сбито, сердце бешено колотится в груди, но рука тверда, как и желание выжить, уцелеть, сбежать.