Олег Дивов - День вампира (сборник)

– Ты его довел, – констатировал Муромский. – И меня тут называли живодером?

– Что-то с ним категорически не так, – сказал Лузгин, поднимаясь на ноги и отряхивая штаны. – Впрочем, я не был готов к разговору. Надо подумать, составить вопросник… Главное – подумать. И парень намерен сотрудничать. Вова, язви его. Простой русский вервольф. Писать умел. Считать может. А как называю цифры – его клинит. За этим наверняка кроется нечто. Понять бы, что… Слушайте, мужики, сообразите ему пожрать. Кашки, супчику хотя бы. Он давно голодный, к ночи может с собой не совладать и начнет рваться с цепи. Нам это надо?

– Вовчик! – позвал Витя заметно пьяным голосом. – Кушать хочешь? А? Вовка, твою мать! Не слышу ответа. Ну-у, мальчик расплакавши…

– Мальчик, бля! – фыркнул Муромский. – Хорошо, не девочка.

– Почему? – удивился Лузгин.

– Убить будет легче, если что.

– Он не даст повода, – сказал Лузгин убежденно.

– Ответишь? – прищурился Муромский.

– Если он поселится на самом краю села – почему нет? К моему дому его, там как раз последний столб рядом. Я и присмотрю за парнем, и разговаривать с ним буду.

– Слушай, это он пока на солнышке перегревши – смирный, – предположил Юра. – Ночью-то, по холодку, как бы чего не натворил.

– Вот я и говорю – пожрать ему надо. А потом, куда он денется с цепи? От столба-то?

– Столб там херовый, – авторитетно заявил Витя. – Сгнивши. Зверю на ползуба. Да я его сам перегрызу.

– Сам поставил, сам и перегрызу, – ввернул Юра.

– Когда было-то? Лет двадцать уже. В общем, столб херовый. А надо знаете чего? Трактором подтащить ту чушку бетонную, которая у дороги валяется. Она как раз с проушиной. И весит килограмм двести. Будет якорь, ха-ха!

– Разумно. Короче, Андрей, кормежку и привязь мы обеспечим, но поведение зверя под твою ответственность, – заключил Муромский. – А то у нас разговор простой будет. Пулю в лоб, и баста.

– Лично застрелю, – сказал Лузгин жестко. Надоело ему спорить и выторговывать условия. – Ясно?

– Застрелил один такой… Видали мы ночью, как ты стреляешь. Из главного калибра! Без промаха! Гы-ы! Ладно, молчу. Сейчас все организуем. Это хорошо, что ты его на себя берешь, а то нам поработать не мешало бы.

– Беру… – вздохнул Лузгин. – Взял на себя и с честью несу. Проследите, чтобы на мой край детишки не шлялись. И всякие домашние животные. Да и сами тоже… не отсвечивайте.

– Когда он тебя жрать будет, кричи громче, – посоветовал Муромский. – А то ведь не услышим.

– Кажется, он кого-то убил в самом начале. И с тех пор этого не делал. Надеюсь, и дальше не собирается.

– Ты ему веришь? – Муромский снисходительно улыбнулся.

– Я своим ощущениям верю. Это чудо природы было раньше человеком. И если обращаться с ним правильно, оно захочет снова человеком стать. Вряд ли у него это получится, но оно хотя бы расскажет нам свою историю. Как сможет, так и расскажет. Если сможет.

– М-да… Он расскажет, а ты запишешь… Бред!

– В чем проблема? – напрягся Лузгин. Муромский опять поворачивался к нему какой-то совершенно новой стороной.

– Ты, конечно, прости, но недаром я говорил: журналисты все е… анутые. Верят во что угодно. И пишут, и пишут… То-то меня от газет воротит. Сил нет читать. С самой перестройки одно говно. Будто это жулики печатают для идиотов.

– Газеты ему не нравятся… А ты ящик смотри! – огрызнулся Лузгин. – Если читать кишка тонка.

– Мы же договорились: про кишки ни слова! – напомнил Муромский и довольно заржал.

Лузгин секунду-другую поразмыслил и Муромского красиво уел. Потому что вместо ответной колкости сказал просто:

– Ну, я пошел. Отдохну немножко. Вы, значит, это… действуйте.

И вправду пошел досыпать.

– Вот жопа! – бросил Муромский ему вслед почти что с восхищением.

Строго говоря, приковали оборотня все равно к столбу. Та самая «чушка с проушиной» оказалась здоровым куском железобетона, обломком мачты низковольтной линии, которую еще при социализме хотели пробросить от Зашишевья дальше, да передумали.

– Не сдвинет? – усомнился заспанный Лузгин. – А-а, да хрен с ним, главное, в дом не залезет с таким якорем на буксире.

– Без шума не залезет, – многозначительно заметил Муромский.

Словно в воду глядел.

Посреди ночи вервольф принялся теребить цепь. Лузгин в окно посветил фонариком, прикрикнул: «Вот я тебе щас!», наткнулся на тяжелый желтый взгляд и счел за лучшее спрятаться. Банально струсил. Там, на улице, шуровал отнюдь не испуганный мальчик Вова. Хотя и не жестокая смертоносная тварь. Нечто среднее.