Морган Райс: Обращенная

Несмотря ни на что, Джоне хотелось ее защитить. В действительности же он не мог понять, что произошло. Часть его не верила в это, не хотела верить. Неужели она на самом деле убила того вокалиста? Но почему? Были ли на его шее две дырочки, как писали газеты? Неужели она его укусила? Неужели она…

«Джона», – раздался голос детектива. – «Я спросила, есть ли что-нибудь еще?»

Детектив смерила его взглядом.

«Нет», – наконец, произнес он, надеясь на то, что она не почувствует его ложь.

Вперед выступил другой детектив. Он наклонился, глядя Джоне прямо в глаза.

«Может быть, той ночью она сказала нечто, что подсказало, что она психически неуравновешенная?»

Джона нахмурился.

«Вы имеете в виду, сумасшедшая? С чего бы мне так думать? Она была отличной компанией. Она на самом деле нравится мне. Она умная и милая. Мне нравится разговаривать с ней».

«О чем именно вы говорили?» – этот вопрос снова задала женщина-детектив.

«О Бетховене», – ответил Джона.

Детективы посмотрели друг на друга. У них были такие растерянные и недовольные лица, что можно было подумать, что он сказал, будто они говорили о порнографии.

«О Бетховене?» – спросил один из детективов – мускулистый мужчина лет пятидесяти – насмешливым тоном.

Джона очень устал, ему тоже захотелось съязвить в ответ.

«Он – композитор», – сказал он.

«Я знаю, кто такое Бетховен, сопляк», – огрызнулся детектив.

Другой детектив – шестидесятилетний мускулистый человек с большими красными щеками – сделал три шага вперед и, положив свои мясистые ладони на стол, наклонился достаточно близко для того, чтобы Джона уловил дурной запах кофе из его рта. – «Слушай, парень, это не игра. Четверо полицейских мертвы из-за твоей маленькой подружки», – сказал он. – «Теперь мы знаем, что тебе известно, где она прячется. Лучше закрой рот и…»

Адвокат Джоны поднял руку.

«Это всего лишь предположение, детектив. Вы не можете обвинять моего клиента в…»

«Мне плевать на Вашего клиента!» – крикнул в ответ детектив.

В комнате повисла напряженная тишина.

Внезапно открылась дверь и в комнату вошел другой детектив в латексных перчатках. В одной руке он нес телефон Джоны, который он поставил на стол рядом с ним. Джона был счастлив снова увидеть его.

«Есть что-нибудь?» – спросил один из полицейских.

Полицейский снял перчатки и бросил их в корзину для бумаг. Он покачал головой.

«Ничего. Телефон парня чист. Он получил от нее несколько сообщений до концерта, но это все. Мы попытались ей позвонить. Телефон отключен. Сейчас мы будем записывать все его разговоры. В любом случае он говорит правду. До вчерашнего дня она ни разу не звонила ему и не писала сообщения».

«Я же вам говорил», – бросил Джона полицейским.

«Детективы, мы закончили здесь?» – спросил адвокат Джоны.

Те обернулись и посмотрели друг на друга.

«Мой клиент не совершил никакого преступления и не сделал ничего плохого. Он сотрудничал со следствием, отвечал все ваши вопросы. У него нет намерения покидать штат или даже город. В любое время он может ответить на ваши вопросы. А теперь я прошу освободить его. Он – ученик, и завтра утром ему нужно быть в школе».

Адвокат посмотрел на часы.

«Уже почти час ночи, джентльмены».

В этот самый момент в комнате прозвучал громкий звонок, сопровождаемый сильной вибрацией. Все глаза в комнате внезапно обратились к телефону Джоны, лежащему на металлическом столе. Он снова завибрировал и зажегся. Не успев взять его в руки, Джона увидел, от кого сообщение – как, впрочем, и все присутствующие в комнате.

Кэйтлин.

Она хотела знать, где он.

Кэйтлин снова проверила свой телефон. На часах был час ночи и девушка только что отправила сообщение Джоне. Нет ответа. Наверное, он спит. Или если бодрствует, то, вероятно, не хочет ничего о ней знать. Но это было единственное, что она могла сделать.

Когда Кэйтлин ушла из Клойстерс и глотнула свежего ночного воздуха, ее мысли начали проясняться. Чем дальше она уходила от того места, тем лучше себя чувствовала. Присутствие Калеба, его энергия медленно покидали ее, поэтому она начала чувствовать, что снова может ясно думать.

Когда Кэйтлин была с ним, по какой-то причине ее мысли были туманными. Его присутствие было всепоглощающим. Она поняла, что думать о чем-либо или о ком-либо было невозможно.

И теперь, когда она снова была одна, вдали от него, на нее накатили мысли о Джоне. Девушка почувствовала себя виноватой за симпатию к Калебу – словно она предала Джону. Он был так добр к ней в школе, таким хорошим с ней на их свидании. Ей было интересно, что он чувствует к ней сейчас. Наверное, он ненавидит ее.