Стивен Кинг - Темная половина (Dark Side)

– Я думаю, мы все прочистили, – наконец произнес Притчард. – Все посторонние включения тканей были, по-моему, присоединены рудиментарным ганглием. Даже если остались другие включения, у нас, я полагаю, были хорошие шансы убить их.

– Но... как объяснить, что мальчишка все еще жив? Я подразумеваю, что они были частью его самого, не так ли? – спросил в изумлении Лоринг.

Притчард указал на поднос.

– Мы обнаружили глаз, несколько зубов и ногтей в башке этого малого, и вы считаете их частью его организма? Вы видели недостающие ногти на его пальцах? Хотите проверить?

– Но даже рак есть лишь часть собственно пациента...

– Это не был рак, – терпеливо сказал Притчард. Его руки делали свое дело, пока он ораторствовал. – В очень многих случаях, когда мать рожает единственного ребенка, этот младенец фактически начинает существование в ее чреве как двойня, друг мой. Пропорция достигает соотношения два к десяти. Что происходит с другим утробным плодом? Сильнейший поглощает слабейшего.

– Поглощает его? Вы подразумеваете, что он съедает двойника? – спросил Лоринг. Он выглядел немного бледным. – Мы говорим о внутриутробном каннибализме?

– Называйте это как хотите, но происходит оно весьма часто. Если им удастся разработать сонаграмное устройство, о котором столько болтают на всех медицинских конференциях, мы действительно сможем узнать, как часто это случается. Но сейчас не важно, сколь часто или редко это происходит; то, что мы увидели сегодня – это куда большая редкость. Часть двойника этого мальчика осталась непоглощенной. Так случилось, что эти части проступили в передней доле лба. Столь же легко они могли оказаться в его кишечнике, селезенке, позвоночнике, еще где-либо. Обычно единственными врачами, встречающимися с чем-то аналогичным, являются патологоанатомы – это происходит при вскрытиях, – но я никогда еще не слыхал о случае, когда посторонние включения послужили бы причиной смерти пациента.

– Так что же произошло здесь? – спросил Альбертсон.

– Что-то заставило эту массу ткани, которая была, наверное, микроскопических размеров еще год назад, начать снова расти и развиваться. Часы развития поглощенного двойника, которые остановились по крайней мере за месяц до родов у миссис Бомонт, были снова каким-то образом заведены... и проклятая штуковина действительно начала расти. Нет никаких секретов во всем последующем, поскольку одного внутричерепного давления было вполне достаточно для жестоких головных болей и конвульсий у мальчика.

– Да, – сказал Лоринг очень мягко, – но почему это случилось?

Притчард лишь покачал головой.

– Если мне удастся попрактиковаться не только в гольфе в ближайшие тридцать лет, вы можете тогда задать мне этот же вопрос. Возможно, к тому времени у меня будет ответ. Все, что я знаю сейчас, это то, что я вырезал очень необычный и очень редкий вид опухоли. Доброкачественной опухоли. И во избежание сложностей, я полагаю, это все, что нужно знать родителям. Отец малого мало чем отличается от китайского болвана. Я не представляю, как мне удалось бы объяснить ему, что я сделал аборт его 11-летнему сынишке. Лес, не дадим ему никаких поводов для раздумий.

И после некоторого размышления, он обратился ласково к старшей медсестре:

– Я хочу уволить эту глупую телку, которая удрала отсюда. Сделайте пометку, пожалуйста.

– Да, доктор.

Тад Бомонт покинул госпиталь через девять дней после операции. Левая половина его тела была очень слаба еще целых шесть месяцев, и иногда, когда Тад особенно уставал, он видел странные редкие мигающие вспышки света перед глазами.

Мать купила в подарок Таду старую 32-клавишную пишущую машинку «Ремингтон», и эти вспышки появлялись у него незадолго до сна, при попытках наилучшим образом выразить какую-то мысль или наметить развитие сюжета рассказа, над которым он трудился. Со временем эти явления также исчезли.

Тот ужасный и ни на что не похожий звук – писк целой эскадрильи воробьев – больше никогда не напоминал ему о себе после операции.

Он продолжал писать, приобретая уверенность и оттачивая стиль, и продал свой первый рассказ журналу «Америкэн тин» через шесть лет после начала своей настоящей жизни.

Родители, да и сам Тад, знали, что осенью у него была вырезана незлокачественная опухоль из верхней доли лба. Когда он вспоминал об этом, он думал только о том, что чрезвычайно счастливо отделался.