Абрахам Меррит - Корабль Иштар

Вначале он взглянул на каюту Шарейн. Среди маленьких цветущих деревьев виднелись пустоты. Дверь каюты, разбитая, лежала на палубе. Головы их были опущены, как в трауре.

Вместо семи весел торчали только четыре. И в трюме осталось только восемь гребцов.

В правом боку корабля были щели и глубокие вмятины — следы столкновения с биремой в том странном мире, где остался корабль и откуда его унесло.

У рулевого весла стояла кукла — игрушка, направлявшая корабль. Высокий человек с длинными светлыми волосами. У ног его еще две игрушки — одна с сияющей безволосой головой и обезьяньими руками, другая рыжебородая, с агатовыми глазами и сверкающим ятаганом на коленях.

Страстное стремление потрясло Кентона, он ощутил сердечную боль, такую тоску, какую может испытать человек, заброшенный на далекую звезду в просторах космоса.

— Джиджи! — застонал он. — Сигурд! Зубран! Верните меня к себе!

Он наклонился к ним, касался их нежными пальцами, дышал на них, как будто хотел передать им тепло жизни. Дольше всех он задержался на Джиджи — инстинктивно чувствовал, что ниневит больше других способен помочь ему. Сигурд силен, перс умен, но в коротконогом гиганте жили древние боги земли, когда она была еще молода и полна неведомыми силами, давно забытыми людьми.

— Джиджи! — прошептал он, приблизив к нему лицо. Снова и снова повторял он: — Джиджи! Услышь меня! Джиджи!

Показалось ему или кукла шевельнулась?

И тут, нарушив его сосредоточенность, послышался крик. Мальчишки-газетчики кричали о каких-то глупых новостях этого глупого мира, который он давно отбросил от себя. Крик нарушил, разорвал тонкую нить, которая начала образовываться между ним и игрушкой. Он с проклятием выпрямился. В глазах его помутилось, он упал. Сказалась усталость, вернулась предательская слабость. Он дотащился до шкафа, отбил горлышко бутылки и влил ее содержимое себе в горло.

Подстегнутая кровь зашумела в ушах, силы возвращались к нему. Он выключил свет. Через тяжелый занавес с улицы пробивался луч света и падал на игрушечные фигурки. Снова Кентон собрал все силы воли для призыва.

— Джиджи! Это я! Зову тебя! Джиджи! Ответь мне! Джиджи!

Игрушка шевельнулась, голова ее поднялась, тело дрогнуло.

Далеко, далеко, холодный, как морозный узор на стекле, призрачный и нереальный приходящий из неизмеримого удаления, услышал он голос Джиджи:

— Волк! Я слышу тебя! Волк! Где ты?

Мозг его ухватился за этот голос, как за нить, держащую его над огромной пропастью.

— Волк, вернись к нам! — голос звучал сильнее.

— Джиджи! Джиджи! Помоги мне вернуться!

Два голоса — далекий, тонкий, холодный и его собственный — встретились, сплелись, связались. Они протянулись над пропастью, которая лежала между ним и тем неведомым измерением, в котором плыл корабль.

Маленькая фигура больше не сидела на корточках. Она распрямилась. Голос Джиджи звучал все громче:

— Волк! Иди к нам! Мы слышим тебя! Иди к нам!

И, как заклинание:

— Шарейн! Шарейн! Шарейн!

При имени любимой он почувствовал, как удваиваются его силы.

— Джиджи! Джиджи! Продолжай звать!

Он больше не видел свою комнату. Он видел корабль — далека, далеко внизу. Сам он превратился в плывущий высоко комочек жизни, стремящийся вниз и зовущий, зовущий Джиджи на помощь.

Нить звуков, соединившая их, напряглась и задрожала, как паутинка. Но выдержала и продолжала держать его.

Корабль увеличивался. Он был туманным, облачным, но все рос и рос, и Кентон все опускался на него по звуковой нити. Теперь послышались еще два голоса, поддерживающие первый: пение Сигурда, призывы Зубрана, шум ветра в корабельных снастях, молитва волн, перебирающих четки пены.

Корабль становился все реальнее. Через него просвечивала комната. Казалось, она борется с кораблем, пытается отогнать его. Но корабль побеждал ее, призывал его, голосами товарищей, голосами ветра и моря.

— Волк! Мы чувствуем — ты близко! Иди к нам… Шарейн! Шарейн! Шарейн!

Призрачные очертания ожили, охватили его.

К нему протянулись руки Джиджи, схватили его, выхватили из пространства.

И тут он услышал хаотический шум: другой мир, подстегивающий могучими ветрами, закружился вокруг него.

Он стоял на палубе корабля.

Джиджи прижимал его к своей волосатой груди. На плечах его лежали руки Сигурда. Зубран держал Кентона за руки, выкрикивая радостные и непонятные персидские проклятия.

— Волк! — взревел Джиджи, слезы лились по его морщинистому лицу. — Куда ты ушел? Во имя всех богов, где ты был?