Абрахам Меррит - Корабль Иштар

Он с отсутствующим видом покачал головой, с холодным равнодушием сказал: «Я легко могу избавиться от вас, де Карнак, и никаких объяснений не понадобится… но я хотел бы вам верить».

— Но если вы ничего не теряете, почему бы не согласиться?

Он по-прежнему медленно сказал: «Я согласен».

Взял в руки блюдо жертвоприношений и взвесил его. Поставил на стол. Протянул ко мне обе руки, не касаясь меня, и сделал жест, на который я, при всем том, что было в моем сердце, не мог ответить. Этому священному жесту научил меня тибетский лама, которому я спас жизнь… и де Керадель осквернил его… но все же жест означал обязательства… обязательства, которые простираются за пределы жизни…

Спасла меня Дахут. В комнату полился поток солнечных лучей. Вместе с ним появилась и Дахут. Если бы что-то нужно было для подтверждения второй версии де Кераделя, версии здравого смысла, так это Дахут, идущая в лучах солнца. Но ней был костюм для верховой езды, сапоги, сине-зеленый шарф, соответствовавший цвету ее глаз, и в тон берет. Подойдя ко мне в солнечных лучах, она выбила из моей головы и де Кераделя, и все остальное.

Она сказала: «Здравствуйте, Алан. Прояснилось. Не хотите ли прогуляться?»

И тут она увидела блюдо жертвоприношений. Глаза ее расширились, так что стали видны белки… и в глазах заплясали фиолетовые огни.

Лицо де Кераделя побледнело. В нем появилось понимание… предупреждение, известие — от него к ней. Ресницы мадемуазель дрогнули.

Я сказал беззаботно, как будто ничего не заметил: «Прекрасно, пойду переоденусь». Я уже знал, что не де Керадель поставил рядом со мной блюдо. Теперь я знал, что и Дахут не делала этого. Тогда кто же?

Я вошел к себе в комнату и снова как будто услышал жужжание… Алан, берегись Дахут…

Может, все-таки тени будут ко мне добры.

Как бы ни разгадывалась загадка, связанная с блюдом, приглашение Дахут было тем счастливым случаем, на который я надеялся. Я торопливо переоделся. Мне представлялось, что ее разговор с отцом будет не вполне дружеским, и я не хотел, чтобы она переменила намерение насчет прогулки. Возможно, в деревню мне попасть не удастся, но до скалы, где дежурят рыбаки, я доберусь.

Я написал записку Мак-Кенну: «Будьте у скалы ночью от одиннадцати до четырех. Если я не покажусь, будьте здесь же завтра ночью в то же время. Также и относительно ночи послезавтра. Если я не покажусь, передайте Рикори, чтобы действовал по усмотрению».

К тому времени Рикори уже должен приехать. И если я не смогу связаться с Мак-Кенном, значит я в трудном положении, если вообще способен буду находиться в любом положении. Я надеялся, что изобретательность и безжалостность Рикори, не меньшие, чем у де Кераделя. И он будет действовать быстро. Я изготовил дубликат записки: в конце концов, может, удастся попасть и в деревню. Одну записку положил в двухунциевую бутылочку и плотно закрыл, вторую сунул в карман.

Насвистывая, спустился вниз, предупреждая о своем появлении. Вошел в комнату так, будто никого ни в чем не подозреваю. Впрочем, я не играл: я испытывал душевный подъем; так боксер, проигрывавший раунд за раундом в бою с противником с совершенно незнакомым стилем, вдруг получает ключ и знает, как с ним справиться.

Мадемуазель стояла у очага, постукивая по сапогам рукоятью арапника. Де Керадель по-прежнему сидел за столом, слегка съежившись. Блюда жертвоприношений не было видно. Мадемуазель напоминала прекрасную осу, да Керадель — маленький Гибралтар, отражающий нападки осы.

Я рассмеялся, когда это сравнение пришло мне в голову.

Дахут сказала: «Вы веселы».

Я ответил: «Да, весел. Веселее, чем был, — тут я взглянул на де Кераделя, — многие годы».

Она не пропустила ни этот взгляд, ни ответную напряженную улыбку. Сказала: «Идемте. Ты уверен, отец, что не хочешь присоединиться к нам?»

Де Керадель покачал головой. «У меня много дел».

Мы пошли к конюшне. Она взяла ту же гнедую, я — чалую. Некоторое время она ехала передо мной молча, потом позволила мне догнать ее. Сказала: «Вы так веселы, будто едете на встречу с любимой женщиной».

— Надеюсь встретить ее, хотя и не в этой поездке.

Она прошептала: «Это Элен?»

— Нет, Дахут, хотя у Элен есть много ее особенностей.

— Кто же она?

— Вряд ли вы хорошо с ней знакомы, Дахут. Она не надевает одежды, кроме вуали на лице. Ее зовут Истина. Ваш отец пообещал мне приподнять ее вуаль.

Она подъехала ближе, схватила меня за руку. «Он обещал это… вам?»