Дмитрий Сафонов - Шериф

Ружецкий похлопал себя по карманам. Ключи на месте. Вся связка, в том числе и ключик от металлического сейфа, где хранилось ружье.

Ты пожалеешь об этом! Если, конечно, успеешь. Свежие мозги… способствуют хорошему усвоению учебной программы.

Ружецкий вернулся в дом. Мерзкий запах был не таким сильным, как раньше. Или ему это кажется? Или он уже принюхался?

Не доходя до лестницы, ведущей на второй этаж, Ружецкий повернул направо. Там, в большой светлой комнате (в Горной Долине такие называли залой), в углу стоял оружейный шкафчик. А в шкафчике — верная «тулка» и патроны. Патроны было положено хранить отдельно, но ведь не покупать же из-за этого второй шкафчик? А прятать в какое-либо другое место было бессмысленно, потому что Петя все равно бы их нашел.

Валерий любил свое старое ружье, доставшееся ему от отца. Двустволка с горизонтальным расположением стволов, с отдельными курками на боковых полках, — она была немного старомодна, но зато чрезвычайно проста и надежна.

Ружецкий подошел к оружейному ящику, открыл замок. Он никуда не торопился — чувствовал, что торопиться теперь некуда. Такие вещи в спешке не делают.

Он пошарил на полке, нашел коробку с картечью. Коробка оказалась подозрительно легкой. Так и есть: на дне катался всего один патрон. Зато было много патронов, снаряженных крупной дробью. «Четыре нуля». Ружецкий зарядил один ствол картечью, другой — дробью. Щелкнул замками.

…способствуют… хорошему усвоению…

Ружье он взял в правую руку, левой подхватил ломик, прислоненный к оружейному ящику, и пошел к лестнице. Он ступал решительно и твердо: оружие придавало уверенности.

Перед дверью Ирининой комнаты Ружецкий замер, прислушиваясь. Оттуда доносились сдавленные стоны. Те самые стоны, которые он никогда не хотел бы услышать через дверь. Которые он боялся услышать вот так — через дверь. И все же услышал.

Он чувствовал отвращение. Огромное и непередаваемое отвращение ко всему: к этим звукам, к этой двери, к вытоптанному паласу, лежащему на полу, к Ирине и даже по отношению к самому себе. Он еще не знал, что его ожидает за дверью.

Он громко сказал что-то, лишь бы не слышать всей этой мерзости. Но стоны, короткие всхлипы и сладостные придыхания не стали тише: напротив, они только усилились. Словно кто-то поставил в видеомагнитофон кассету с порнофильмом и надел на Ружецкого мощные наушники. Правда, была одна маленькая деталь, которая многое меняла: главную, роль в фильме играла его жена. Судя по звуковой дорожке, очень здорово играла. Проникновенно. Старалась изо всех сил, СУЧКА!

Ружецкий воткнул ломик плоским концом между дверью и притолокой. Навалился всем телом. Дверь затрещала, но не поддалась. И, словно в насмешку над ним, звуки усилились. Теперь он мог разобрать и мужской голос: глубокий, слегка надтреснутый баритон:

— Ты всегда будешь вспоминать обо мне.!. Ты не сможешь меня забыть…

Ружецкого бросило в жар. Он почувствовал, как кровь горячим потоком разливается по всему телу, кипятит мозги и заставляет бугриться мускулы. Он снова навалился на дверь.

На этот раз она поддалась: с победным хлопком, напоминающим выстрел из бутылки шампанского. Ружецкий просунул ногу в образовавшийся проем, чтобы дверь уже нельзя было закрыть. Отбросил ставший ненужным ломик и взял ружье. Взвел оба курка: в комнате ему могли помешать это сделать.

Прикладом он оттолкнул дверь и стал на пороге.

— А вот и я! — Он хотел сказать что-нибудь значительное, страшное, предстать перед неверной супругой и ее любовником грозным ангелом мщения, но вместо этого, независимо от его воли, с языка вдруг сорвалось что-то несуразное: — Свежие мозги… очень хорошо смотрятся на обоях!

Ирина лежала на кровати. С нее ничего не было снято. Но в то же время и одетой ее назвать было нельзя. Высоко задранная юбка скаталась в черный валик где-то высоко над бедрами, колготки и белье были порваны в клочья, блузка расстегнута, волосы торчали во все стороны, как дворницкая метла. Услышав слова Ружецкого, она с трудом подняла тяжелые веки, словно высвобождаясь из цепких объятий ночного кошмара. Валерия поразили ее глаза: пустые и бессмысленные, как у куклы. И еще… Она словно постарела за те два-три часа, что он ее не видел. Очень сильно постарела.

Ее любовник резво откатился в сторону и спрятался за спиной Ирины. Валерий плохо видел его, глумливая физиономия торчала из-за правого плеча жены.

Это лицо было ему знакомо и в то же время незнакомо… С уверенностью можно было утверждать лишь одно: он не был жителем Горной Долины. И все же Ружецкий его где-то видел. Это точно: где-то он его видел.