Дмитрий Сафонов - Шериф

Но выбора не было. Он собрался и начал все заново. Глубоко вдохнул и выдохнул.

Черный силуэт просунул голову в окно. Еще немного, и он уже скрылся в окне по пояс, а Пинт все не мог нажать на курок.

Он молил о чуде: чтобы черный силуэт развернулся и закричал голосом Шерифа: «Хэй, ребята! Вы не видели мою шляпу? Куда делась, ума не приложу!»

Он хотел, чтобы так случилось, но знал наверняка, что мужчина с ружьем — не Шериф.

Скорее всего, это — его убийца…

Пинт почти убедил себя в этом. Но сейчас стрелять было бессмысленно: из окна торчала только худая задница мужчины и ноги, едва касавшиеся земли.

Пинт опустил ружье и бросился к воротам. Он хотел забежать во двор и, подойдя к мужчине вплотную, упереть ему ствол между лопаток. А потом — схватить за воротник и вытащить наружу. Чтобы посмотреть. Убедиться.

Он развернулся и столкнулся с Леной. Лоб в лоб. Девушка тихо вскрикнула и упала. Пинт нагнулся, протянул ей руку, и дальше произошло то, чего он никак не ожидал.

Лена поднялась на ноги, не сводя с Оскара глаз. Она обняла Пинта и сказала ему на ухо-

— Нет!

Голос ее был тихим, но очень твердым.

Пинт попятился, пытаясь высвободиться из ее объятий:

— Что значит «нет»?

— Ты не должен.

— Но там… — Он осекся, поймав себя на том, что говорит слишком громко, почти кричит. Он зашептал: — Но там жена и сын Шерифа. И к ним кто-то лезет!

Лена обняла его так крепко, что он почувствовал тепло ее хрупкого тела и даже — это казалось удивительным, но это было так! — ощутил упругость ее маленькой груди. Мягко, но решительно она протянула руку к ружью и положила тонкие белые пальцы на ствол.

— Ты не должен… ОНО тебя не видит, пока ты ЕГО не позовешь.

— Лена! Что ты говоришь? — Пинт пробовал сопротивляться, но тонкая до прозрачности рука оказалась на удивление сильной. Лена взяла ружье и прислонила его к забору.

— Ты ведь знаешь, что все не случайно… Пусть ЗНАКИ ведут тебя… То, что нельзя понять разумом, надо почувствовать сердцем.

Он слышал биение ее сердца. Так же хорошо, как свое. Их сердца стучали вместе, словно два метронома, настроенных на одну частоту.

Перед глазами у Пинта мелькнула яркая оранжевая вспышка. Она была ослепительной, как неожиданное Прозрение. Настолько яркой, что, будь она реальной, Пинт бы ослеп. Вспышка промелькнула и погасла, оставив в памяти страшный образ. На фоне оранжевого пламени он хорошо различил силуэт человека в черном. Он был одет в какое-то длинное свободное одеяние, вроде монашеского балахона, на голове его был капюшон, скрывавший лицо. Точнее — Пинт был абсолютно уверен в этом — скрывавший пустоту вместо лица. Жуткую черную пустоту, которая пыталась заглянуть в него.

Он отшатнулся — настолько реальным казалось видение.

Пальцы потянулись к ружью, но словно невидимая преграда не давала им коснуться оружия. Лена нежно обвила его шею.

— Доверься! — прошептала она. — У тебя другая ноша. Она еще тяжелее, поверь.

Эти слова заставили его сердце сжаться. Пинт помотал головой. Он потерял ориентацию в происходящем, как боксер после пропущенного удара. По всему телу разливалась приятная слабость… И пустота.

— Я… Я… — Он пытался что-то сказать, но слова не шли на ум.

— Все птицы сегодня молчат. Ради одной. Слушай ее пение! — Лена положила холодные ладони ему на виски, притянула его голову к себе и поцеловала в лоб. — Только ты будешь ее слышать.

Пинт стоял оглушенный, не в силах сдвинуться с места. Его сознание, как песок в песочных часах, медленно перетекало из одной реальности в другую. Он не мог понять, где он находится. И где будет через минуту? Что произойдет? Что случится?

Выстрел — сухой и отрывистый, донесшийся со стороны дома Баженовых, вернул его в действительность.

— Мама! Папа идет к нам? — Васька, забившийся в угол кровати, будто ожил. Черты его лица, прежде заострившиеся, как от тяжелой болезни, снова разгладились и стали нежными.

— Да, сынок. У нас — самый лучший в мире папа… — начала Анастасия.

— Потому что мы — самые лучшие, — хором закончили они свою всегдашнюю присказку.

— Точно! — Баженова прошла между свечей, стоявших на полу, и открыла окно.

Он возвращался. Что бы ни случилось, он всегда возвращался. И всегда — победителем.

Она вдруг вспомнила, как пятнадцать лет назад Кирилл, только что вернувшийся из армии и работавший тогда водителем в совхозе, лазил к ней по ночам в окно.

Ее родители были очень строгими в отношении добрачных связей. «Смотри, принесешь в подоле — выгоню к чертовой матери», — говорил обычно отец. И она знала, что выгонит. Если узнает.