Александр Холин - Последыш

– Ну, с Богом! Можешь глотать.

Сашенька осторожно проглотила отмеренную ей жидкость и снова почувствовала горько-сладкий запах миндаля. Иннокентий Васильевич заводил большим квадратным ключом часы, маятник которых тут же принялся размеренно рассекать воздух по всем четырём сторонам света одновременно и, возвращаясь к изначальному вертикальному состоянию, как нулевой точке отсчёта.

Смотри лучше на маятник, – посоветовал Белецкий. – Он как хрустальный магический шар приковывает внимание, не позволяя ему разливаться в ненужных направлениях. Одной чайной ложечки, думаю, достаточно. Правда, я не знаю, в какой именно поток временного пространства тебя занесёт, но… полагаю, тоже в Средние века… потому что на часах… я сделал… надцать оборотов… мотри, не пред… ни каких…ствий…

Голос Белецкого стал куда-то исчезать, сливаться с возникающим шумом пространства, то пропадая, то вырисовываясь, струился вокруг часов удивительной разноцветной спиралью.

Где-то трижды прокричал петух, и Шурочке вдруг ни с того, ни с сего вспомнилась известная фраза, высказанная Иисусом Христом апостолу Петру: «Рече ему Иисус: аминь, глаголю тебе, яко в сию нощь, прежде даже алектор не возглаголит, трикраты отверзешься от Мене». [12]Не значит ли это, что играя со временем, девушка непроизвольно нарушает какие-то Божьи Заповеди? И причём тут петух, Шура так и не могла сообразить. Вернее, не успела.

Всё смешалось, перекрутилось в каких-то графических спиральных завихрениях, неся Сашеньку, как лёгкую пушинку то ли в безвоздушном пространстве, то ли в простом человеческом восприятии Космоса. Но, если перед девушкой распласталась Вселенная с кружащимися во всех направлениях спиралями времени, то, как же ей самой удаётся смотреть на это со стороны?

Всё было бы понятно, если б она сидела у окошка в натопленной тёплой комнате завьюженной декабрьской ночью и наблюдала через стекло сумасшедший пляс снежинок в сиротливом луче одинокого подоконного фонаря. Но здесь вовсе не зима и не обычный человеческий мир с его сакральными заботами и проблемами.

Она вдруг увидела какой-то зал, вынырнувший из подпространства, похожий на церковный придел, в котором стояло множество разношёрстного народа, одетого неизвестно во что. То есть, одежда на людях, безусловно, присутствовала, только какой народ мог одеваться в пышные придворные одежды эпохи Возрождения, и терпеть приютившихся здесь же непритязательных оборванцев, в накинутых на плечи мешковинах, подпоясанных простыми верёвками?

Сама она оказалась одетой в расшитое золотом атласное пурпурное платье с глубоким декольте и ниспадающим с головы кисейным занавесом красного цвета, который крепился к остроконечной шапочке такого же цвета, как платье и кисея. Слева от неё стоял мужчина в диковинном красно-чёрном кафтане и леггинсах, плотно обтягивающих мускулистые ноги. Причём, левую ногу мужчины охватывал красный цвет ткани, а правую – чёрный.

– Красно-чёрные леггинсы – это что-то, – мимоходом отметила Шура.

На голове у мужчины красовался огромный берет со страусовым пером, который пронзал белой молнией красно-чёрный колер нарядов жениха и невесты. А ведь верно! Её двойник, то есть двойняшка, выходила сейчас замуж за богатого гранда. Это Шура поняла как-то исподволь. Вероятно, сознание невесты проникло в ментальную сущность поселившегося в теле невесты «зайца».

В общем, Саша чувствовала себя, как в своей собственной физиологической оболочке, поэтому первым делом принялась осматриваться.

Перед ними на солее [13]стоял священник в католической сутане, покрытой сверху кружевным белоснежным саккосом, усердно читающий установленные молитвы. В католическом соборе со стрельчатыми потолками и окнами вдруг раздалась органная музыка. Видимо, так было положено по обряду, но музыка напоминала ураганные фуги Баха, поэтому по спине девушки пробежали мурашки.

Тут сама невеста, почувствовав внутри что-то необычайное, вздрогнула, инстинктивно приложила ладонь к груди и на секунду закрыла глаза, будто была поражена шквалом удушья. Ей, настоящей невесте, вдруг показалось, что сам ангел снизошёл в её тело с небес и устраивается внутри, словно собака на сене. Для этой девушки удивительное недомогание и раздвоение сознания было, конечно же, очень необычайно, поэтому нет ничего удивительного, что она немного испугалась.

– Дорогая, вам плохо? – услышала Шура, то есть невеста, голос жениха. – Может, поторопить падре и завершить ритуал?