В следующие три дня Джошуа потерял несколько фунтов веса и получил свои первые обморожения.
В следующие три дня он понял, насколько жесток и коварен север, и как он зовет человека — по-иному, чем прерия, но с тем же результатом, глотая его целиком и растворяя в себе навсегда.
На третий день он нашел ее фургон, оставленный около трассы, на поляне, помеченной вехами на деревьях. В доме на колесах горел свет и шумело радио, трубя какие-то военные новогодние марши, но пищи ни в холодильной камере, ни в духовке не обнаружилось, да и обогреватель едва работал — батарея машины была на издыхании.
На четвертый день Джошуа обнаружил ее.
Первым делом он увидел у заледенелого озера толпу фигур, наряженных в черное, белое и зеленое — здесь были и ацтеки, и местные безымянные племена, и какие-то китайские старухи в шерстяных шалях, державшие в руках разноцветные бумажные фонари. В самом центре, в кольце из камней и бревен, пылал высокий костер. Туша огромного животного — по всей видимости, канадского лося — была распята в стороне, над ковром из раскаленных углей, растянута за лапы на четырех тросах между четырьмя ацтекскими мотоциклетами, головой вниз, так, что лосиные рога скребли по снегу будто нелепые грабли.
Пока Джошуа брел к костру, черные фигуры на снегу принялись скандировать что-то невнятное, вразнобой, и вразнобой же хлопать в ладоши. Они сторонились обледенелой и заснеженной фигуры Джоша, убираясь с его пути, и в тот самый миг, когда он подобрался к лосю вплотную — кр-р-р-рак! — грубо зашитое брюхо животного лопнуло, вспоротое изнутри, и на свет показалась его Трикси. Повзрослевшая и похорошевшая, пускай целиком измазанная кровью, она подняла в воздух лосиное сердце, лоснящееся и огромное, и крикнула что-то на своем наречии. Ацтеки загорланили вслед за ней, и франкоиндейцы ответили им, как умели. Даже старухи-китаянки затянули какую-то протяжную и напевную песню.
— Трикс, — из последних сил выдавил Джош. — Я нашел тебя, Трикс.
Ее глаза просияли.
— Я спасла тебя, — сказала Трикси, выступая из туши лося на белый снег, окутанная паром. Каждый розовый след ее в снегу дымился, словно маленькая печная труба. Трикс объявила: — Я спасла тебя и спасла мир. Мы больше не замерзнем. Ты благодаришь меня?
Джошуа молча повалился на снег.
— Линь Плакучая Ива, отнеси этого в мой номер, — услышал ее голос. — И набери нам горячую ванну. Я скоро приду.
К вечеру следующего дня силы всех троих были на исходе. Местность вокруг стала еще негостеприимнее. Кортеж из мертвых облупленных дрезин остался позади, и колея шла теперь по самому краю узкого разлома, который с каждой милей становился шире и глубже, пока они не оказались на одной из поднебесных ступеней широкого каньона, полного дыма и огня. Бурая сланцевая порода теперь отвесно поднималась вверх по правую сторону, а по левую — резко обрывалась вниз.
Все трое изнывали от голода и жажды, особенно Буйвол, который отказывался есть рептилий в последние четыре дня, и поэтому не ел. Его выносливость, а особенно бодрость, поражала стрелка всё больше. Правда, слова его изрядно досаждали мексиканцу и нервировали слингера.
Индеец шел и рассуждал о том, как Пако либо Пепел умрет, а Ревущий Буйвол, сможет приготовить человечину, не отнимая жизни и не оскорбляя богов.
— Кровь вода, — говорил он. — Кровь железо. Железо полезно. Но нужно варить. Чтоб не вышел Шум. Варить и соль добавлять. Мясо натирать. На солнце иссушится — солонина получится. Так говорит Несущий Знание. Но если бы сделать огонь, хэ, если бы только сделать огонь. Но где ты найдешь горючее? Нет деревьев. Нет угля. Где найти горючее?
Торговец и слингер хмуро молчали, топая за ним следом. Краски дня постепенно менялись, и на изломанные оранжевые ущелья Каньонленда опускались густые пурпурно-лиловые сумерки. Пепел ощущал слабость во всем теле, и настроен был весьма мрачно: с каждым новым днем шансы его на выживание убывали в геометрической прогрессии. Но идти в обратную сторону было слишком поздно, тем более, что кавалькада разрушенных дрезин обязана была вывести их хоть к чему-нибудь.
— Если съесть сердце одного из них, — говорил индеец. — То можно получить большую силу. Да только у дона тио Рамиреса сердце чёрное и гнилое, а дон тио Пепел демон, и сердца у него нет. Это грустно, потому что я не смогу съесть ни одно сердце, ни другое сердце…
— Эй, а это что? — спросил Пако. Он передал винтовочный телескоп слингеру: — Глянь, чико. Это меня мандражит, или оно там на самом деле?
Читать дальше