Стивен Кинг - Безнадега

Зато появилось что-то еще: кусок плотной бумаги.

– Дэвид? – Стив высунулся из кабины грузовика. – Что случилось?

Мальчик покачал головой, одной рукой открывая дверцу, а второй доставая из кармана сложенную бумажку. Синего цвета. Вроде бы он где-то ее видел, но не помнил, чтобы она лежала у него в кармане. И еще эта дырка. Словно бумажка висела на гвозде…

Оставь свой пропуск.

Последняя фраза, которую сказал ему голос прошлой осенью, когда он молился Богу, просил, чтобы тот излечил Брайена. Он не стал спрашивать зачем, просто повиновался и повесил синий пропуск на гвоздь. Когда он залез на «вьетконговский наблюдательный пост» в следующий раз (через неделю? две?), бумажки не было. Может, ее взял какой-то подросток, чтобы записать телефон своей подружки, может, ее сдуло ветром. Только… обнаружилась она в его кармане.

Мне нужна только любовь, мне нужна только любовь.

Так пел Феликс Кавальер.

– Дэвид? – услышал он голос Мэри. Из далекого далека. – Дэвид, что это?

Этого не может быть, подумал он, но, развернув бумажку, обнаружил знакомые слова, написанные поверху:

А ниже, большими черными буквами:

И наконец:

К напечатанному добавилась фраза, написанная незнакомым Дэвиду почерком. Когда он вешал пропуск на гвоздь, ее точно не было.

Что-то сдвинулось у него в голове. Гулко забилось сердце. Спазм сдавил горло, потом из него вырвался долгий крик. Дэвид закачался, схватился за крышу «акуры», уткнулся лбом в руку и зарыдал. Он услышал, как открылись дверцы кабины грузовика, услышал шаги бегущих к нему Стива и Синтии. Он плакал. Думал об улыбающейся ему сестренке с куклой в руках. Думал о матери, пританцовывающей под радио с утюгом в руке у гладильной доски. Думал об отце, сидящем на открытой веранде, положив ноги на поручень, с банкой пива в одной руке и книгой в другой. Отец махал ему рукой, когда Дэвид слезал с велосипеда, вернувшись от Брайена. Дэвид думал о том, как он их всех любил, как будет всегда их любить.

Он думал о Джонни. О Джонни, стоящем у черного зева штольни. И о его словах: «Иногда Он заставляет нас жить».

Дэвид плакал, смяв в кулаке пропуск, который выдавался ученику, чтобы он мог покинуть школу до окончания занятий, и думал о том, что… может… не так уж все плохо.

Может, в конце концов, не так уж все плохо.

– Дэвид! – Стив потряс его за плечо. – Дэвид!

– Все нормально. – Он поднял голову и вытер глаза дрожащей рукой.

– Что случилось?

– Ничего. Я в порядке. Поезжайте. Мы – следом за вами.

Синтия с сомнением смотрела на него.

– Ты уверен?

– Да.

Они зашагали к грузовику, то и дело оглядываясь. Дэвид помахал им рукой, потом сел в кабину «акуры» и захлопнул дверцу.

– Что это? – спросила Мэри. – Что ты нашел?

Она протянула руку, но Дэвид не сразу отдал ей смятый клочок синей бумаги.

– Ты помнишь, как коп втолкнул тебя в местную кутузку, где мы сидели по камерам? – спросил он. – Как ты схватила ружье?

– Я этого никогда не забуду.

– Когда коп двинул на тебя стол, патроны рассыпались по полу. Один подкатился ко мне. Я воспользовался шансом и подобрал его. Джонни, должно быть, вытащил патрон из моего кармана, когда схватил меня в штольне. После того как погиб отец. Джонни использовал этот патрон, чтобы запалить НАТМ. Взяв патрон, он положил мне в карман вот это.

– Положил что? Что это?

– Пропуск, который в моей школе в Огайо давали тем, кому надо было пораньше уйти с занятий. Прошлой осенью я насадил его на гвоздь на дереве и оставил там.

– Дерево в Огайо. Прошлой осенью… – Мэри задумчиво смотрела на него. Потом глаза ее округлились. – Прошлой осенью?

– Да. Я не знаю, где взял его Джонни… и когда. В хранилище взрывчатых веществ я заставил его вывернуть все карманы. Боялся, что он подобрал один из кан тахов. Тогда пропуска у него не было. Джонни разделся до белья, и, я уверен, пропуска у него не было.

– О Дэвид, – прошептала Мэри.

Он кивнул и протянул ей пропуск.

– Стив мог бы точно сказать, прав я или нет. Но я готов поспорить на миллион долларов, что это почерк Джонни.

Мэри разбирала эти каракули, шевеля губами.

– И я поспорила бы на миллион, что почерк его, если бы у меня был этот миллион. Ты знаешь, о чем речь, Дэвид?