Александр Варго - Фрагменты (сборник)

– Ты же сказал, что за пятнадцать часов доедем, – напомнил Дмитрий.

– Долетим, – кивнул водитель. – Я раньше просто дальше Ростова не ездил.

Дима едва сдержался, чтобы не закричать. Человек хватается за работу, требует деньги наперед и… Вот почему он их взял сразу! Потому что за такой извоз он мог их не получить вообще. Искать другого времени не было, да и этот деньги вернет вряд ли. Дима сам видел, как Мурад передавал их какому-то мужчине еще в Нальчике.

– То есть до Ростова долетим? – не скрывая иронии, спросил Дмитрий.

– Обижаешь, брат, – взмахнул руками водитель.

Дима кивнул.

– А дальше я покажу.

Злость на парня прошла, когда он погрузился в воспоминания о детстве. Как ему сейчас казалось, он помнил все до мельчайших подробностей. Они жили как все, не худо, не бедно. Хотя сейчас Дима понимал, что жить как все совсем не значит жить в достатке. Да, им многого тогда не хватало, но «как все» воспринималось скорее как положительный статус. Черно-белый телевизор «Рекорд», который папа все время чинил, польская стенка и собрание сочинений Дюма на ее полках, пыжиковая шапка и каракулевый полушубок в шкафу, в общем, все как у всех. В сравнении с сегодняшним днем они были нищие, но те дни остались в памяти как счастливые. Потому что эти дни пришлись на его детство. Он не знал, назвала бы мама те дни, полные нужды, для себя счастливыми. Вряд ли, если бы она сейчас была жива, то наверняка не захотела бы вспоминать об АТП, в администрации которого ей приходилось по вечерам мыть полы, о подработках по выходным на основной работе. И все это для того, чтобы в семейный бюджет упал хоть еще один рубль. Вряд ли это для нее было счастьем – разрываться на части для того, чтобы жить как все. Да и для отца это… если бы был жив.

Странное дело, но у Димы счастливые воспоминания в большей степени были связаны с отцом. Нет, мама, разумеется, принимала непосредственное участие в их с Нелькой воспитании. Особенно ей нелегко пришлось после пропажи отца. Просто мама была строже. Если она говорила что-то сделать, то это надо было сделать, а не выдумывать себе оправдания. Отец был мягким и все время заступался за Диму, беря удар на себя.

От раздумий Дмитрия отвлек удар. Он посмотрел на водителя.

– Брат, ты тоже слышал?

– Что это? – спросил Дима.

– Не знаю. Наверное, в кузове…

– Ты что, не знаешь, что у тебя в кузове? – Снова вспомнил о безалаберном отношении водителя к перевозкам и испугался, что сейчас все-таки может закричать на него.

– Ну, там это… батя твой.

– Что, по-твоему, он встал и пошел?!

Мурад наконец-то додумался остановить машину.

– Не кипятись ты так, сейчас гляну, что почем.

– Глянет он, – буркнул Дима.

Крышка гроба лежала на полу «будки». Дмитрий невольно глянул на содержимое гроба, но, кроме белой ткани, ничего не увидел. Он подавил в себе желание снять покрывало и посмотреть на покойного. Дима побоялся, что не сможет совладать со своими чувствами и разрыдается в присутствии водителя. Но еще больше он испугался, что в его сердце будет пусто, не проснется в нем ни любви, ни скорби, ни жалости.

– Это они так плохо прибили его.

– Кого его? – не понял Дмитрий.

– Крышку к гробу, – пояснил Мурад. – Сейчас, у меня где-то в кабине был молоток.

Водитель вышел, а Дима остался смотреть на белую простыню на лице отца. На мгновение ему показалось, что под тканью что-то шевелится. Он присмотрелся. Нет, игра света. Дима подошел ближе и дотронулся до края гроба, потом до простыни у стенки, а затем в середине, там, где должны быть сложены руки отца.

Он не видел отца с последней встречи года два. Интересно, сильно он изменился? Когда Дима приехал в Нальчик, тело отца уже приготовили – вымыли, одели и уложили в гроб, перед этим напичкав его формалином. Почему он не взглянул на отца там, при всех этих людях? Ведь он приехал туда ради него, и других дел у него там не было, чтобы отвлечься и забыть взглянуть на тело. Черт! Диме не нравилось подобное самобичевание, тем более в попытках надавить на собственную совесть чувствовалась какая-то фальшь. Он злился на отца, несмотря на то что он уже два дня как мертв. Он не ощущал потери, утраты, боли. Нет, боль все-таки была. Эта боль называлась мальчишеской обидой на родителя, не выполнившего данное обещание. Именно это и чувствовал Дмитрий, но признаться себе в этом не хотел.

– Вот, брат.

Мурад влез в кузов и подошел к гробу. Посмотрел на Диму, потом перевел взгляд на покойника.