Василий Гавриленко: Бремя Мертвых

Юноша дотронулся рукой до груди: болит, блин. Еще бы, снести столько ударов: «фанеру к осмотру».

И есть охота.

Дристун поднялся, сдвинул на спину АКМ.

Осторожно обойдя труп командира поста, направился к кухне.

Мимо казармы, где лежат (кто на постелях, кто на полу) восемь человек из личного состава ПП. Командир в смертельном бреду сумел-таки выползти на крыльцо административного пункта, где и сдох. Еще двое встретили смерть прямо на улице: Сиплый завалился у старого кедра, а Рэмбо рухнул в канаву. Все по Плану смерти.

Кухня — это его маленькое Царство. Сколько часов Дристун провел здесь за чисткой картофеля, за приготовлением жратвы. Эти одиннадцать, что теперь мирно разлагаются, любили пожрать. Большой палец правой руки изрезан ножом и кровоточит. В последние дни чистить картошку было особенно мучительно. А когда в ранку на пальце попадала соль — хоть на стенку лезь. Ну, да ничего. Все это в прошлом. Ему не нужна картошка. Он будет есть тушенку. И только тушенку.

Дристун снял с плеча АКМ, положил прямо на плиту. Так, где у нас топор? А вот он.

Встал на стул напротив шкафчика, запертого на китайский замок. Это постарался Сиплый (Тушенку здесь будем жрать только мы, понял, Дристуниша?). Будете жрать, Сиплый. Но не здесь. И не эту.

Размахнулся и!

И вот она, тушенка.

Раз, два, три, четыре, пять… Двадцать одна банка тушенки! Тушенки смоленского производства, из натурального мяса со шпиком и лаврушкой. Да, еще с перцем. Вкуснотища. Специальная армейская тушенка. Командование заботится о своих бойцах. Ну, иногда заботится.

Дристун взял банку, соскочил со стула. Ножом — торопливо — срезал крышку.

Тушенку прямо пальцами — в рот. Один кусок, второй.

Вот оно, блаженство! М-м-м, объедение.

Дристун откинулся на стуле, упершись спиной в тумбочку. Вытер жирные губы рукавом гимнастерки.

А мама всегда говорила: мясо нужно кушать только с хлебом. Ничего, мамочка, это я так, оставшиеся двадцать банок — только с хлебом! И… я скоро буду дома. Я иду домой, мамочка.

Дристун потянулся к внутреннему карману за «Мальборо» (в очередной раз спасибо, товарищ компункта!).

Достал сигарету, чиркнул зажигалкой и… замер.

Сердце глухо — тук-тук.

Из коридора по дощатому настилу пола — тук-тук. Шаги!

Блин блинский, кто это? Кто это может быть?

Ведь они все мертвы!

Неужели?

Неужели кто-то с заставы? Так быстро?

Дристун поднялся. Оправил гимнастерку.

Что ж делать, видно, у начальства заставы нюх на такие вещи — прислали кого-то. Нужно отрапортовать по форме.

«Товарищ офицер (или кого там прислали) неизвестная зараза скосила гарнизон. Я единственный, оставшийся в живых. Рядовой Николаев».

Звук шагов в коридоре приблизился к кухне.

Взгляд Дристуна упал на пустую банку из-под тушенки. Лучше убрать. Вот так, в мусорный бак.

Железо звякнуло о железо.

И тут же на пороге кухни появился…

Черт подери! Бля! Блин блинский.

Это не присланный с заставы офицер, это…

Это компункта Черный.

Вот только рожа его лишена обычного самодовольного выражения, глаза вылезли из орбит, в правом глазу, прямо в яблоке, торчит щепа, шея неестественно вывернута, перламутровый язык вывалился наружу и с него на белоснежный (между прочим, протираемый каждый день) кафель кухни падают сцепившиеся черви.

В голове мелькнул эпизод из увиденного когда-то по телеку фильма.

Зомби. Мать их, эти твари превратились в зомби!

Черный издал глухой рык и шагнул к юноше.

Дристун вскрикнул, отпрыгнул назад, к мойке.

— Что тебе надо, урод? Пошел вон отсюда!

И тут же понял — этот ничего не слышит и не понимает. Ведь Черный — мертвец. Мертвец, но… Но живой.

Зомби наткнулся на стул. Звук дерева, бьющегося о кафель, вывел Дристуна из оцепенения.

Он схватил со стола нож, которым открывал тушенку и швырнул в зомби. Нож косо вошел в живот начпункта.

О, блин! Зомби хоть бы хны. Как в кино.

Кино.

На мгновение Дристуну показалось: он и вправду очутился в кино, стал героем фильма. Героем, которого сейчас сожрут, растерзают на куски. Героем, который дурак, дебил, идиот, потому что забыл: у него есть автомат!

Дристун метнулся к плите и испытал радостную дрожь, когда руки ощутили холод стали.

Еще посмотрим, гниды, кто кого! Иногда План человека оказывается сильнее Плана смерти.

«Вот он, мой План!»

Автомат рявкнул, изрыгнув рой металлических пчел. Пчелы вонзились в голову Черного, и та разлетелась на куски. Зомби упал на спину и больше не шевелился. В лицо Дристуну хлынул запах гнили, и, перегнувшись, он стал блевать. Блевать только что съеденной, такой замечательной, натуральной смоленской тушенкой. Блевать на когда-то белоснежный, его же руками отмытый кафель. Блевать, потому что ему было мерзко. Блевать, потому что это было не кино.