Василий Гавриленко - Бремя Мертвых

Куда там! Раскатал губу, монастырский идеалист.

«Что-то ты больно много болтаешь, гнида», — процедил мужик и, шагнув через костер, упер отцу Андрею в шею ствол пистолета.

И бывшему монаху пришлось убить человека.

Он выхватил из сапога нож-тычок, всадил мужику прямо под сердце. Тот завалился на бок, не издав ни звука, а женщина, отбросив суслика, заголосила и убежала в лес. Отец Андрей окликнул ее, попытался вернуть, убедить, что не сделает ей ничего дурного. Тщетно.

— Господи Исусе, грехи наши тяжкие, — пробормотал отец Андрей, вновь переживая тот страшный миг.

Однако не сказать, чтобы он ощущал искреннюю скорбь. Вообще, с тех пор, как отец Андрей покинул монастырь, он огрубел не только внешне. Его разум и душа также огрубели. Отец Андрей молился время от времени, но скорее для порядка, чем в искреннем порыве. А ведь когда-то, еще безусым мальчишкой-послушником, (не в другой ли жизни это было?) на исповеди, рассказывал отцу-настоятелю про все свои юношеские прегрешения, и затем выслушивал епитимью с благоговейными слезами…

Про Бога хорошо говорить (и думать) в стенах монастыря, или в церкви, у освещенных лампадками икон, или на колокольне, когда весело дергаешь за веревки, оглашая местность святым перезвоном, или в своей келье…

Иное дело, думать о Боге на пригорке у неизвестно куда ведущей дороге, горбящейся кое-где брошенными машинами. Думать о Боге, когда города переполнены тварями, жаждущими человеческой плоти. Тварями, которые совсем еще недавно были людьми…

Вот отчего-то не думается о Боге, а думается о…

Отец Андрей полез за пазуху за новой сигаретой.

Мир людей создан не Господом, Господь, скорее всего и не знает о существовании, этого заштатного, утопшего в мелких грешках, мирке. Господь проводит время в райских чертогах за решением важных, неотложных задач, а в мире людей правит (и правил всегда) Дьявол.

Князь Скверны. Враг человеческого рода.

Враг ли?

А может, — Создатель? Отец всех людей? Создавший их по своему образу и подобию?

«Люди — игрушки в лапах зла». Как это верно сказано…

Бывший монах поежился, глубоко затянулся сигаретой. Выпустил дым через ноздри.

Но вот Князю надоели его игрушки, и он истребил их, чтобы затем, как капризное дитя, оживить и натравить на тех, кто выжил.

В черном небе ему почудилось лицо. Странное лицо. Это был молодой и красивый юноша, но глаза у него были старческие, глаза, пережившие саму смерть. Юноша негромко засмеялся.

Холодный пот прошиб отца Андрея, он мелко перекрестился.

Наваждение исчезло.

Ветер колыхал былье. Темная лента дороги, извиваясь, уходила к горизонту.

Отец Андрей потянулся к рюкзаку.

Что там у нас есть пожевать-то?

Выудил кусок колбасного сыра.

«Янтарный, производства Воронеж», — любовно пробормотал отец Андрей, откусив кусочек.

У него вошло в привычку, перед тем, как съесть, тщательно изучить упаковку найденных продуктов: где произведено, состав, пищевая ценность.

Вкусно. Жаль, мало.

Скоро, ой, скоро продуктов в мире людей не останется вовсе.

Какое испытание ты придумал для своих игрушек, Сатана? Что будут есть твои игрушки, когда закончатся (сгниют и исчезнут в жадных ртах) продукты? Или — кого они будут есть?

Отец Андрей сунул руку в рюкзак, вынул бутылочку с водой. Два глотка. Ну… ладно, три.

Спрятал бутылочку.

Эту воду нашел в том же Изюминске, в обработанном мародерами ларьке. Во всем ларьке осталась одна — одна-единственная! — бутылочка воды.

На черное небо как-то сходу высыпали звезды, оно заискрилось.

Пора спать.

Отец Андрей лег, накрывшись полой куртки.

Мама стоит на кухне, бледная и испуганная. Руки бессильно висят, на полу — выроненное ею письмо.

— Что такое, мама?

— Андрюша…

— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, МАМА?!

Он срывается на крик, в груди — пустота.

— Андрюша, Коленьку посадили.

Брат Николай, уехавший на заработки на Север, в пьяной драке убил человека.

— Андрюша.

Брат Николай пошел по стопам отца…

Вина, вина его рода придавила к земле, сокрушила.

Андрюша заплакал.

Мама подскочила, обняла, уткнувшись мокрым лицом в шею.

— Уйду я, мама.

— Куда, Андрюша? Куда?

— В монастырь.

Мама отстраняет его. Смотрит на Андрея широко распахнутыми (почти безумными) глазами. Рот ее искривляется и из горла поднимается крик…

Но почему он мужской, этот крик? Почему его мама кричит мужским голосом?

Отец Андрей вскочил.

Внизу, скрыв дорогу и поле, клубился сизый туман. Бледный обломок луны торчал над верхушками елей.