Константин Образцов - Молот ведьм

— Я постараюсь.

Он слегка поклонился и, прихрамывая, вышел из зала. Через секунду Алина услышала, как открылась и снова закрылась дверь паба. Вот и все.

Почему-то ей стало грустно.

Она запихнула сверток с пистолетом в сумку и пересела обратно за стойку. Дэн посмотрел в ее сторону.

— Еще чаю?

Алина покачала головой и усмехнулась.

— Нет, Денис. Сейчас, пожалуй, можно и выпить.

Будьте счастливы. Разберитесь в себе. Перестаньте самого себя мучить.

Нет ничего сложнее, чем следовать тем советам, которые так уверенно даешь другим.

Напиваться Алина не собиралась, да и не напилась вовсе, но тем не менее, когда Пауль предложил выпить «за любовь», она к этому тосту присоединилась. В конце концов, что тут такого? Дэн, заметно приободрившийся, тоже налил себе виски, объявив, что следующая порция для всех — за счет заведения. В паб так больше никто и не пришел, время перевалило за полночь и катилось дальше, как с горки, и все происходящее стало напоминать веселый междусобойчик старых знакомых, коротающих ночь в приятной компании. За первым тостом тут же последовал другой, тоже за любовь, но, как уточнил Пауль, «первую, единственную и настоящую».

— А бывает ненастоящая? — поинтересовалась Алина.

— Ну, как сказать, — задумался Пауль. Свой виски он махнул залпом и, похоже, уже не ощущал ни крепости, ни вкуса. — Конечно, любовь — это эмоциональное состояние души в данный момент. То есть если я говорю, что люблю, то так оно и есть, сегодня, сейчас, на данный момент. Вот, к примеру, сейчас я чувствую, что влюбляюсь в тебя.

— Не надо, — предостерегла Алина. — Это не к добру.

— Шучу! — засмеялся Пауль и кивнул Дэну, с готовностью плеснувшего в стаканы еще немного янтарного напитка. — Я говорю про то, что со временем все мельчает, понимаете? Тускнеет. Блекнет. Теряется искренность, радость уходит какая-то…Вот, погода, например. Видите?

Все посмотрели в окно. Там были мрак и дождь.

— Это май, — сообщил Пауль. — А теперь вспомните май во времена своего детства. Я на сто процентов уверен, что там, в воспоминаниях, будет солнце, синее небо, деревья — красивые такие, все в свежей молодой листве… И так со всем, что ни возьми. И с любовью. С первым поцелуем: его никогда не забудешь, а все, что происходит потом, это только попытки вернуть себе ощущение невероятного счастья, которое испытывал в первый раз. Да что там поцелуй! Первое прикосновение к руке, вот просто, когда взял девочку за руку. Этого чувства уже не вернешь, никогда. В нем больше счастья, чем во всех последующих годах занятий сексом.

— Протестую! — подал голос Дэн. — В сексе счастья больше.

— Ты так говоришь, потому что молодой еще, — назидательно произнес Пауль. — А я старый. Мне уже, между прочим, за сорок. Кстати, вот скажи, я выгляжу на свой возраст?

Алина подумала, что сейчас, во втором часу ночи и после длительных возлияний, Пауль выглядит даже старше, но дипломатично ответила:

— Нет, конечно! Ничего себе, сорок — я бы больше тридцати не дала!

Пауль довольно улыбнулся.

— Вот! Это потому, что я молод душой. Я все еще там, где солнце, небо, и первая любовь…

Впрочем, воспоминания о первой любви были, видимо, не слишком радостными: Пауль замолчал и изобразил на лице лирическую грусть.

— А кто был твоей первой любовью? — решила поддержать разговор Алина.

— Девочка одна, — ответил Пауль, не раздумывая. — Лера. Из нашего двора. Такая милая… я даже записки ей писал, когда летом уезжал на дачу. А потом мы с родителями переехали, как раз перед тем, как я в школу пошел, и все, больше не виделись.

Он помолчал и печально добавил:

— Но, если честно, в последние месяцы мы уже с ней не общались.

— Почему? — сочувственно спросила Алина.

Пауль помрачнел.

— У нее подруга была. Вика. Ты еще стерва. Я понимаю, конечно, что нам всем было по семь лет, и не очень хорошо так говорить о маленькой девочке, но стерва — она и есть стерва. Белобрысая.

Лера и Вика. Алина почувствовала, как сильнее заколотилось сердце, выгоняя из головы хмель.

— И что случилось? — осторожно спросила она. — Что такое эта Вика сделала? Поссорила вас?

— Можно и так сказать, — набычился Пауль. — Но нет. Она просто Лерку изменила, понимаешь? Та всегда была добрая девчонка, покладистая. Ну, а Вика этим пользовалась, как говорится, влияла на нее, постоянно впутывала во что-то. Один раз, например, потащила за собой в пустой дом — рядом с нашим двором был один такой, деревянный. Не очень хорошее место. Мне еще моя прабабушка рассказывала, что там какая-то старуха жила, вроде ведьмы, и когда та умирала, к ней даже «скорая помощь» не приехала, то ли боялись, то ли еще что. Старуха эта, говорят, кричала три дня так, что от страха поседеть можно было, а округе все животные попрятались, кто куда. В общем, жуткая история. Ну, я это все рассказал Лере, или не совсем это, может, придумал что-то от себя, но просто так, для интереса. А Вика рядом была и стала Лерке говорить: пойдем в тот дом, посмотрим. Ну та и согласилась. И все, с тех пор как подменили: не играла больше со мной, не разговаривала, не подходила даже. Только с этой Викой ходили вдвоем и постоянно таскали с собой всякую дрянь, которую в том доме нашли. Я попросил как-то посмотреть, так они на меня наорали.