Константин Образцов - Молот ведьм

Очень сложно избавиться от привычек.

Валерия посмотрела на Алину. Та разделась, ничуть не смущаясь, как будто бы постоянно только и делала, что переодевалась в подвалах в обществе незнакомок, и сейчас затягивала на талии шнур блестящего черного одеяния из магазина карнавальных костюмов. «Чумной доктор» скрывал до половины лицо, но Альтера видела плотно сжатые губы и взгляд в прорезях маски, такой же сосредоточенный и серьезный. Заезжая за Алиной домой, Валерия опасалась, что увидит ее нетрезвой, чрезмерно взволнованной или близкой к истерике, как в их последнюю встречу во «Френсисе Дрейке», но вот эта решительность встревожила ее еще больше. Такую Алину она наблюдала впервые и в ней было нечто такое, что заставляло чувствовать себя неуютно. «В ней сила», — вспомнила Валерия. И теперь, похоже, эта сила готова была проявиться. Она перевела взгляд на Карину. Та чуть кивнула. Валерия глубоко вздохнула и кивнула в ответ. Все в порядке, это мнительность, ничего больше. Нужно взять себя в руки. Беспокоиться не о чем. Валерия незаметно взяла в левую руку большую связку ключей — главная дверь, боковая, здесь же, чтобы не потерять, запасные ключи от крипты в подвале Примы — и намотала на пальцы веревочную скакалку белой куколки. Сунула руку под плащ и громко сказала:

— Готовы? Рассаживаемся.

Так же молча они разбрелись и уселись: Карина напротив Валерии, Проксима, Инфанта, Алина и Надежда Петровна полукругом перед черным алтарем. Валерия выложила на него длинный кинжал, поставила чашу: все должно идти, как обычно, ни к чему тревожить сестер раньше времени. Близилась полночь. Теперь нужно было лишь ждать прибытия госпожи Примы.

Вечер не задался сразу, как только Виктория вышла из дома. Какой-то ржавый рыдван цвета сгнившего баклажана и с такой черной тонировкой на окнах, что ей позавидовал бы и катафалк, припарковался едва ли вплотную к переднему бамперу ее красного «Ауди А4», не давая отъехать. Разумеется, никаких записок под лобовым стеклом, типа «Простите, меня, идиота, если я Вам мешаю, звоните по такому-то номеру» не было. Позади стоял грузовик — уже не первые сутки — и Виктории ничего не оставалось другого, как трясти и пинать баклажановый драндулет, заставляя сигнализацию исходить стонами, воем и хриплым кваканьем. Через десять минут этой дьявольской какофонии, оглашавшей вечернюю улицу столь громогласно, что могла бы заставить проснуться и мертвых, из дома напротив вышли два типа с сальными головами и в кожаных куртках, яростно, но непонятно гомонящих на незнакомом наречии. Бросая на взбешенную Приму злобные и одновременно похотливые взгляды, они отогнали свой транспорт к соседнему дому, и Виктория рванула с места, возмущенно посигналив им напоследок. На все это ушло минут десять, а значит, она на десять минут опаздывала на есбат, что само по себе нежелательно, а учитывая обстоятельства и значимость сегодняшней ночи — и вовсе недопустимо. Виктория не любила являться раньше, но и опозданий не переносила, стараясь планировать свое время как можно точнее; она знала, что от ее дома до Виллы Боргезе путь занимает семнадцать минут, всегда выходила за двадцать, а теперь, благодаря двум кретинам, не знающих элементарных правил вежливости при парковке, ей нужно было добраться в два раза быстрее. Прима скрипнула зубами от злости. Надо было пустить в ход булавку, да только времени жалко.

Но на этом дорожные злоключения не кончились, а только начались. На углу Гороховой и Садовой образовался нежданный для этого времени суток затор: три или четыре машины не смогли поделить перекресток, столкнулись, и теперь перегородили проезжую часть практически вовсе. Водители и пассажиры бродили вокруг и с озабоченным видом осматривали им одним заметные повреждения, попеременно используя телефоны то для снимков, то для звонков — в страховые компании, полицию, друзьям, приятелям, женам, мамам и двоюродным братьям, делая вид, что не замечают матерной брани из окон и исступленных сигналов с трудом пробирающихся мимо них автомобилей. Виктория выругалась, вывернула на Фонтанку и понеслась по набережной, наплевав на ограничения скорости. Через считанные минуты она уже влетела на Троицкий мост, не глядя, перестроилась влево, и тут же сзади раздался резкий сигнал и засверкали, мигая, яркие фары. Виктория посмотрела в зеркало заднего вида: ее нагонял трясущийся от возмущения черный Х6, стремительный, мускулистый и грозный, который она, вероятно, неделикатно подрезала.