Константин Образцов - Молот ведьм

Жанна дернулась так, что кровать затряслась с металлическим лязгом. И замерла.

— Вот и все.

Валерия открыла дверь. Виктория направилась к выходу, но, оглянувшись, остановилась. Подошла к тумбочке, взяла голубую бусину, секунду смотрела на нее неподвижно, а потом уронила на пол. Сверкающий шарик подпрыгнул, покатился, но Виктория ловко прижала его носком светлой туфли и надавила. Раздался стеклянный хруст.

Когда она убрала ногу, на полу осталось только блестящее крошево, похожее на треснувший тонкий лед.

— Надеюсь, вы все сделали, как я сказала, — строго сказала Валерия, широким шагом идя по коридору Виллы Боргезе. Рядом пылила стоптанными башмаками Надежда Петровна, то ли кланяясь, то ли приседая на ходу.

— Не беспокойтесь, госпожа Альтера, — торопливо заверила комендантша. — Потрудиться мы всегда рады, это уж будьте уверены! Сейчас все сами увидите!

Валерия усмехнулась. Трудолюбие местных бродяг вызывало большие вопросы.

Днем Вилла была другой, будто спала, но стоило остановиться и прислушаться, как отголоски кошмаров, которыми жил старый дом в своем дневном сне, ощущались на подсознательном уровне. Здесь все дышало недобрым: лестницы, длинные коридоры, пустующие кабинеты, мебель и утварь, оставшиеся от больницы. Даже днем, в тусклом мертвенным свете, сочащемся через грязные окна, возникало гнетущее ощущение: погуляешь всего четверть часа, и хочется бежать без оглядки. А ночью вдруг потянет вернуться.

Впрочем, Валерия чувствовала себя здесь привычно, уверенно, как на работе.

По широкой лестнице справа в сопровождении оборванца с красной, лоснящейся рожей, поднимались, озираясь тревожно, два паренька; у одного на шее висел фотоаппарат. Они увидели Альтеру и Надежду Петровну, и настороженно остановились.

— Пойдемте, пойдемте, — махнул им рукой провожатый. — Сейчас я вам покажу бывшую домовую церковь, а потом на третий этаж поднимемся, посмотрим место, где был пожар…

Валерия проводила глазами бродягу, который, как заправский экскурсовод, повел молодых людей в разрушенный церковный зал, и взглянула на комендантшу.

— Туристы, — захихикала та. — Все ходят и ходят…вот, Индеец и водит их, он сегодня дежурный. Мы аккуратно: чего не надо, не покажем, «пенсионеров» прячем. Тут третьего дня мужик один приходил, так все хотел вниз попасть, на первый этаж. Ну, Баклан его до низа довел, показал, что все мебелью старой завалено, и обратно. Мы дело знаем.

Валерия покачала головой, но ничего не сказала. Она и так была в курсе предпринимательских инициатив ушлой Петровны, а теперь говорить что-то или предупреждать в который раз, чтобы были поосторожнее, смысла уже не имело.

Завтра все кончится.

Они прошли до конца коридора и стали спускаться по лестнице на первый этаж. Надежда Петровна засветила фонарь. Темнота вокруг пахла мокрой пылью и плесенью. Они миновали завалы из старой мебели и через железную дверь вошли в подземелье под Виллой.

В квадратном подвале горели переносные мощные лампы, штук шесть или восемь, и в их ярком, неестественно голубоватом свечении подвал был похож на зловещую скальную копь, в которой копошатся уродливые злобные гномы. В нос ударила густая вонь месяцами не мытых тел, лежалой одежды и скисшего пота. Альтера поморщилась:

— Они отсюда сколько дней уже не выходят?

— Вот как Вы на прошлой неделе приехали, рассказали, что делать, так и трудятся, рук, так сказать, не покладают, — с готовностью объяснила Петровна. — Поесть да поспать выходят только, а так все работают, работают…

Стены подвала сейчас были обшиты досками и кусками фанеры: неумело, криво и косо, но зато полностью, от пола до потолка. Двое бродяг в дальнем углу, там, где обычно стоят табуреты и висят крючки для одежды, прибивали поверх древесины черную драпировку. Еще трое что-то сколачивали на полу. Остальные возились у боковой двери, из которой являлась сестрам Хозяйка Есбата, отпиливая торчащие края досок. Визг ножовки и стук молотков перекрывали хриплую матерную перебранку. Посередине подвала возвышался Ефрейтор: огромный, кудлатый, в засаленном пиджаке, надетом на грязную майку, и выкрикивал то ли ругательства, подгоняя своих подопечных, то ли команды на том особом, нечленораздельном наречии, понятном только бродягам и хроническим алкоголикам.

— Он всех сюда, что ли, пригнал?

— А как же, — отозвалась Надежда Петровна. — Все тут, ну, кроме Михалыча, он все своими язвами на ногах так и мается, почти не выходит. Ну, и новенького, Богомаза, теперь с нами нет…