Константин Образцов - Молот ведьм

— Во-вторых, — продолжала Виктория, — Инквизитор жив и находится на свободе. Он знает Жанну и наверняка попробует завершить начатое. Предположим, он не доберется до нее в больнице, но что будет, когда она выйдет? Если он станет следить за ней? Если в конце концов возьмется на нас?

Валерия промолчала. Виктория нагнулась вперед и накрыла своей рукой руку подруги.

— И потом, давай будем откровенны: ты бы хотела жить полуслепой, с обезображенным навеки лицом, без волос, страшилищем, у которого все тело в шрамах? Мне кажется, что любая из нас в такой ситуации приняла бы смерть, как избавление, разве не так?

Валерия опять ничего не сказала. Прима похлопала ее по руке и подытожила:

— Ну вот и славно. Сейчас я переоденусь, и мы поедем.

Прима и Альтера вошли в клинику через тридцать минут после того, как закончились часы посещения больных. Отводить глаза обе умели прекрасно, и ни один охранник на входе, ни одна медсестра или врач их не задержали и не задавали вопросов: разумеется, все их видели, но никто не заметил , и тем более, не запомнил. Они поднялись на нужный этаж и, стуча каблуками, пошли рядом по пустынному коридору: Виктория в светлом плаще, Валерия в черном — две подруги, две ведьмы, два ангела смерти.

У входа в палату на стуле сидел молодой полицейский. Этот, конечно же, их заметил — потому что настроен был видеть и замечать. Тут одним отводом глаз было не отделаться. Прима немного отстала, пропуская Альтеру вперед. Полицейский поднялся навстречу:

— Здравствуйте, посещение потерпевшей временно запрещено…

Валерия достала куколку и показала патрульному.

— Как ты думаешь, какого цвета у нее трусики?

Тот ошарашенно замолчал. Альтера быстро взяла полицейского за запястье; он отшатнулся было, но замер.

— Диарея, — сказала Альтера. — Страшный понос. Тебе срочно нужно в сортир, прямо сейчас.

Она отпустила руку. Молодой человек стоял, моргая голубыми глазами.

— Что стоишь? — прикрикнула ведьма. — Беги быстрей, сейчас обделаешься!

Полицейский развернулся и припустил прочь по коридору. Виктория проводила его взглядом, пока он не скрылся за полупрозрачной дверью у входа на отделение, кивнула и проговорила:

— Идем.

В палате был полумрак, тишина, пахло лекарствами, антисептиком, плохо вымытым «судном» и болью. Жанна полулежала на чуть приподнятой койке, укрытая одеялом в линялый казенный цветочек и, казалось, спала. Впрочем, понять это было трудно: лицо и голову полностью закрывали бинты, в прорезях напротив глаз залегли тени, а к тому месту, где должен был находиться рот, прижималась маска с загубником и длинной трубкой, ведущей к аппарату искусственной вентиляции легких. Перебинтованная правая рука лежала поверх одеяла, а в сгиб левой, тоже замотанной сплошным слоем бинтов, была воткнута игла капельницы, висящей на металлической стойке.

— У нас мало времени, — негромко сказала Валерия. — Ее состояние должны проверять очень часто.

Виктория кивнула и тихо позвала:

— Жанна…

Лежащая на койке Терция не отреагировала.

— Жанна, это мы, Вика и Лера…

Валерия отвела взгляд от больной, посмотрела на тумбочку у кровати. В тусклом свете дежурной лампы там поблескивала большая голубая бусина…

…Девочка была толстой, веснушчатой и безнадежно рыжей — уже одного из этих качеств хватило бы для регулярных обидных насмешек со стороны одноклассников, а у нее был полный набор, что позволяло школьным шутникам разнообразить банальный набор обидных острот: «жиртрест», «коррозия», «ржавчины наелась», и прочее в том же духе. Необычное имя — Жанна — тоже добавляло поводов для веселья Светкам, Серегам, Ленкам, Андрюхам и Маринкам. Хуже всего стало в седьмом классе, когда одна из девчонок, случайно увидевшая Жанну без трусов в замызганной душевой спортивного зала, растрепала всем, что у нее и на заднице тоже веснушки. Целый месяц ей приходилось передвигаться по школе, вцепившись в нижний край юбки, ибо каждый мальчишка, даже из младших классов, проходя мимо, считал своим долгом задрать ей подол и заорать: «Мухи насрали!» Жанна тогда убедилась в том, что добрых шуток не бывает, как не бывает беззлобных насмешек, а еще в том, что один раз начав кого-то травить, люди не останавливаются, а только становятся все более жестокими. И тут уже не важно, толстый ты или худой, рыжий или белобрысый: ну вот скажите, какое отношение имеет вес тела к тому, что ей регулярно заливали клеем содержимое портфеля? Как связан цвет волос и запирание в тамбуре запасного выхода под лестницей, куда мальчишки затолкали ее перед уроком с утра, закрыли, просунув в ручку двери черенок швабры, и где она просидела в полной тьме и отчаянии в течение трех часов, пока ее не вызволил школьный завхоз? Что она сделала такого, ради чего стоило обсыпать ее сахарной пудрой в столовой, подкладывать лезвия бритвы в карманы пальто, привязывать все тот же многострадальный портфель к вентилю водопроводной трубы под потолком?