Анна Зимова - Ходячие. Второй шаг

Дом Игоря Самохвалова стоял на съезде с указателем «Ленино». Место малоприметное, далекое от остановок общественного транспорта. Забор – кирпичная стена, пронизанная по всему периметру бетонными основаниями на расстоянии двух метров друг от друга. Железные ворота подогнаны без зазора.

Двери старенького автобуса открылись, впуская в салон вечернюю прохладу, а вместе с ней тонкий, деликатный запах подсыхающей скошенной травы. Хороший, успокаивающий запах.

– Вылезаем, – скомандовал Игорь. Похоже, он привык формулировать свои мысли кратко и, в основном, в повелительном наклонении.

Ворота лениво поехали в сторону, толстая кирпичная кладка втянула их в себя, мало помалу открывая взглядам двор. Игорь отстроил себе этакий «пряничный домик» – кокетливо-кремовый двухэтажный коттедж. Здание имело кое-где вкрапления готического стиля: вытянутые окна, украшенные бордовым кирпичом, маленькая терраса на втором этаже, увенчанная острой крышей. Шторы в оконном проеме дерзко-красны. Цветовая гамма ни дать ни взять – кровь с молоком. Не такой уж большой двор. На ухоженном газоне стол и садовые стулья. Несколько портила вид времянка с подслеповатыми окошками, закрытая на навесной замок. Никаких клумб и прочих цветочных изысков, лишь у забора несколько яблонь (между листов заметны даже на взгляд кислые зеленушки-плоды) и березок.

– Рита! Марик! – позвал Игорь взволнованно. Не дождавшись ответа, он закрыл ворота и ушел за дом.

– Кого он, интересно, ищет? – шепотом спросила Аида и добавила: – Теперь я понимаю, что значит «как за каменной стеной».

– Да, хоть этот Игорь и неприятный, но у него безопасно, – согласилась Каролина.

Сева гладил зеленую щетину газона.

– Мягкая, как волосики, – радовался он.

– Он вернется, интересно? – Каролина покосилась на дом. – Мы, конечно, не просим, чтобы за нами ухаживали, но… Что за пренебрежение?

– Не лезьте на рожон, – попросил ее Горецкий.

– Вы же командир, поговорите с ним! Нравится ему или нет, эту ночь нам придется спать здесь. Он сам предложил! Пусть скажет, что можно трогать, а что нельзя. Мы тоже, в конце концов, хотим отдохнуть.

Наконец мамаша сама решительно отправилась за дом, и Горецкий, вздохнув, поплелся за ней. Вскоре оттуда раздался крик Каролины.

С тыла «средневековую» нарядность коттеджа несколько портила роллетная дверь гаража, открытая до середины. Игорь стоял на коленях перед чем-то, похожим на маленький стожок сена, и будто молился. «Стожок» оказался собакой. Их ввела в заблуждение соломенного оттенка шерсть на боках. На спине цвет сгущался практически до черного. Привалившись к стене гаража, лежала крупная немецкая овчарка. Игорь поглаживал голову животного и нежно приговаривал: «Рита, Рита, хорошая моя девочка». В ответ на ласку хозяина Рита слегка виляла хвостом. Каролина сунулась было поближе, но отскочила, закрыв рот ладонью. На животе собаки зияла огромная рана, в которой виднелись ребра. Вываленные на землю кишки напоминали ком из дождевых червей. Розовый язык свесился набок, будто овчарка чему-то радовалась. Рита была буквально разорвана пополам. Ее глаза уже подернулись пеленой, которая яснее любых слов говорила о том, что осталось ей недолго. Трава была примята, вероятно, животное ползло в сторону гаража, волоча за собой собственные внутренности.

– Кто там из вас врач? – спросил Игорь ровным тоном.

– Мне очень жаль, но ей уже не поможешь… – начал было Горецкий, выбрав самые успокаивающие интонации, которые столько раз приводили в чувство пассажиров. Но Игорь, с неожиданным для своей полноты проворством, схватил пилота за рубашку так, что хрустнули нитки.

– Врача. Сюда. Быстро! – хрипло заорал он.

– Что тут…? – К ним уже спешил доктор Шер, но, увидев собаку, встал как вкопанный.

Рита продолжала вилять хвостом, но движения его становились все слабее.

– Ты врач! – сказал Игорь. – Говори, что можно сделать?

Но Георгий Яковлевич лишь закатил глаза и стал трепать свою золотистую шевелюру, будто сам задавал себе взбучку.

– Ничего уже не сделаешь, – сказал он наконец.

Но Игоря такой ответ не устроил, видимо, он полагал, что если будет энергичнее трясти эскулапа, то вытрясет из него согласие.

Пришли остальные.

– Давай говори! – не унимался Игорь. – Зашить ее можешь? Что у тебя есть с собой? Небось возишь в сумке полаптеки.

Врач, наконец, оторвал от себя руки Самохвалова и произнес медленно и четко:

– Ей уже не поможешь.