Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика - Примирение. Гл. 37-62

Среди них звучал голос, который Миляга хорошо знал, и еще до того, как его глаза успели различить его обладателя, его мысленный взор уже соткал из воздуха любимое лицо, а тело ощутило прикосновение рук, которые обнимут его и подхватят. И вот они появились — эти руки, это лицо, — они потянулись к нему из двери, чтобы забрать его к себе, и ему уже не было необходимости воображать их.

— Ты закончил? — услышал он вопрос.

— Да, — ответил он. — Закончил.

— Хорошо, — улыбаясь, сказал Пай-о-па. — Тогда мы можем начать.

Люди, которых Маэстро оставили у границы Первого Доминиона, один за другим осмеливались ступить на полуостров, по мере того как росло их мужество и любопытство. Разумеется, Понедельник был в первых рядах. Джекин уже собрался было позвать его и отправить к Примирителю, когда паренек закричал сам и указал пальцем на конец мыса. Джекин повернулся и увидел вдали две обнимающиеся фигуры. Впоследствии свидетели много спорили о том, кого же они все-таки видели. Все соглашались с тем, что одним человеком в этой паре был Маэстро Сартори. Что же касается другого, то тут начинались значительные расхождения. Одни утверждали, что видели женщину, другие — мужчину; третьи настаивали на том, что это было облако, внутри которого пылала частица солнца. Однако при всех разногласиях то, что последовало за этим, не вызывало никаких сомнений. Обнявшись, две фигуры подошли к краю мыса, сделали еще один, последний шаг и скрылись из виду.

Двумя неделями позже, в предпоследний день безрадостного декабря, Клем сидел у камина в столовой двадцать восьмого дома по Гамут-стрит — с тех пор как прошло Рождество, он почти не покидал этого места. Он чуть было не задремал, но в этот момент кто-то лихорадочно забарабанил в парадную дверь. Часов у него не было — за временем он не следил, — но, судя по ощущениям, давно уже перевалило за полночь. Человек, избравший для визита такой час, был либо доведен до отчаяния, либо представлял серьезную опасность, но в нынешнем мрачном состоянии никакие угрозы Клема не страшили. У него не осталось ровным счетом ничего — ни в этом доме, ни в жизни вообще. Миляга ушел, Юдит ушла, а совсем недавно ушел и Тэй. Пять дней назад он услышал, как его возлюбленный прошептал его имя и сказал:

— Клем… я должен идти.

— Идти? Куда?

— Кто-то отворил дверь, — ответил Тэй. — Мертвецов зовут домой. Мне надо идти.

Они поплакали вместе. Слезы текли по лицу Клема, а рыдания Тэйлора сотрясали его изнутри. Но поделать ничего было нельзя. Зов раздался, и хотя предстоящая разлука с Клемом причиняла Тэйлору немалую боль, его нынешнее двусмысленное состояние давно уже сделалось невыносимым, и за горечью расставания скрывалась радость освобождения. Их странный союз был окончен. Дороги мертвых и живых разошлись.

Только после того, как Тэй исчез, Клем ощутил, сколь велика постигшая его утрата. Когда он потерял физическое тело возлюбленного, страдания его были велики, но боль от разлуки с духом, столь чудесно воссоединившимся с ним после смерти, была несравненно тяжелее. Казалось, невозможно ощущать в себе такую пустоту и все-таки продолжать жить. Несколько раз в эти черные дни он задумывался о самоубийстве, надеясь, что после смерти сможет последовать за своим возлюбленным в ту дверь, о которой Тэй говорил перед расставанием. И если в конце концов он не сделал этого, то не из-за недостатка мужества, а из чувства ответственности. Он был единственным оставшимся в Пятом Доминионе свидетелем чудес, которые произошли на Гамут-стрит. Если он умрет, то кто же сможет обо всем рассказать?

Но в такие часы, как этот, подобные нравственные императивы теряли убедительность, и, направляясь к двери, он позволил себе мысль о том, что если эти ночные посетители принесли с собой смерть, то он примет дар с благодарностью. Ни о чем не спрашивая, он отодвинул засовы и отворил дверь. К немалому удивлению, на крыльце стоял Понедельник. За ним, пытаясь укрыться от порывов мокрого снега, съежился продрогший незнакомец. Его редеющие кудри намокли и прилипли ко лбу.

— Это Чика Джекин, — сказал Понедельник, затаскивая промокшего спутника в дом. — Джеки, это Клем, восьмое чудо света. Неужели я такой мокрый, что ты не можешь меня обнять?

Клем раскрыл объятия, и Понедельник радостно кинулся ему на грудь.

— Я думал, вы с Милягой ушли навсегда, — сказал Клем.

— Босс и вправду слинял, — ответил Понедельник.

— Я догадывался об этом, — сказал Клем. — Тэй ушел за ним следом. И призраки тоже.