Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика - Примирение. Гл. 37-62

— Целестина?

Женщина приблизилась к отверстию в стене и подняла руки, чтобы ощупать кирпичи, которые так долго держали ее в заточении. Хотя она едва касалась их, они, словно избегая ее пальцев, падали вниз, чтобы присоединиться к своим собратьям. Пролом был достаточно широк, чтобы она могла выйти, но вместо этого она подалась назад, в тень. Ее сверкающий взгляд бешено метался из стороны в сторону; ее губы кривились, обнажая оскал ее зубов, словно готовясь выплюнуть какое-то ужасное откровение. Ее ответ Дауду был не менее краток:

— Дауд.

— Да, — прошептал он, — это я…

«Во всяком случае, — подумала Юдит, — в одном эпизоде своей биографии он не соврал. Целестина действительно знала его, а он знал ее».

— Кто сделал это с тобой? — спросил он.

— Это ты меня спрашиваешь? — ответила Целестина. — Ты, который сам был частью заговора! — В голосе слышалось то же сочетание безумства и безмятежности, которое проявлялось и в ее внешнем виде. Сладкозвучные тона ее голоса сопровождались лихорадочным трепетом, который казался едва ли не голосом другого человека, говорившего с ней дуэтом.

— Я не знал об этом, клянусь, — сказал Дауд и с трудом повернул свою каменную голову в направлении Юдит. — Скажи ей.

Сверкающий взгляд Целестины обратился на Юдит.

— Ты? — сказала она. — Это ты засадила меня сюда?

— Нет, — ответила Юдит. — Я освободила тебя отсюда.

— Я сама освободила себя.

— Но началось все с меня, — сказала Юдит.

— Подойди поближе. Дай я рассмотрю тебя повнимательнее.

Юдит заколебалась — ведь лицо Дауда по-прежнему кишело жучками, но Целестина вновь позвала ее, и она повиновалась. Женщина подняла голову ей навстречу и несколько раз повернула ее вправо и влево, по-видимому разминая онемевшие мускулы.

— Ты — женщина Роксборо? — спросила она.

— Нет.

— Но ведь я не намного ошиблась? Так чья же ты? Кому из них ты принадлежишь?

— Никому из них я не принадлежу, — сказала Юдит. — Все они мертвы.

— И даже Роксборо?

— Он умер двести лет назад.

— Двести лет назад, — сказала она. Это был не вопрос, а обвинение, но обвиняла она не Юдит, а Дауда. — Почему ты не пришел за мной?

— Я думал, что ты давным-давно умерла.

— Умерла? Нет. Это было бы счастьем. Я выносила этого ребенка. Я растила его какое-то время. Ты знал об этом.

— Откуда? Все это меня не касалось.

— Ты меня коснулся, — сказала она, — в тот день, когда забрал меня из моей жизни и отдал Богу. Я не просила и не хотела этого…

— Я был всего лишь слугой.

— Скорее псом. У кого в руках теперь твой поводок? У этой женщины?

— Я никому не служу.

— Хорошо. Тогда ты будешь служить мне.

— Не доверяй ему, — сказала Юдит.

— А кому, по-твоему, я должна доверять? — сказала Целестина, даже не удостоив Юдит своим взглядом. — Тебе? У тебя руки в крови, и вся ты воняешь соитием.

В последней фразе прозвучало такое отвращение, что Юдит не сдержалась:

— Ты не проснулась бы, если б я тебя не нашла.

— Считай, что я отблагодарю тебя тем, что выпущу отсюда, — сказала Целестина. — Тебе не долго захочется оставаться в моем присутствии.

В это Юдит было легко поверить. После долгих месяцев ожидания этой встречи она столкнулась лишь с безумием Целестины и льдом ее ярости. Никаких откровений не предвиделось.

Тем временем Дауд наконец-то сумел подняться на ноги. Тогда одно из щупалец Целестины возникло из тени и устремилось к нему. Как ни странно, на этот раз он не сделал ни малейшей попытки избежать его прикосновения. Подозрительно смиренное выражение появилось у него на лице. Он не только не оказал сопротивления, но даже подставил Целестине руки, соединив их запястье к запястью, чтобы она могла связать их. Она не пренебрегла его предложением, и щупальце обмотало его руки. Затем оно усилило хватку и потащило его вверх по кирпичной груде.

— Будь осторожна, — предупредила ее Юдит. — Он сильнее, чем кажется.

— Все это краденое, — ответила Целестина. — Все его штучки, его манеры, его сила. Ничто из этого не принадлежит ему. Ведь он актер. Скажи, я права?

С показным смирением Дауд склонил голову, но в тот же самый миг уперся ногами в кирпичи, сопротивляясь тянущему его щупальцу. Юдит хотела было вторично предупредить Целестину, но раньше того пальцы Дауда обхватили щупальце и резко дернули его. Застигнутую врасплох Целестину швырнуло на неровный край пролома, и прежде чем остальные щупальца успели прийти к ней на помощь, Дауд поднял руки над головой и с легкостью разорвал путы. Целестина испустила вопль боли и попятилась в святилище своей темницы, таща за собой поврежденное щупальце. Но Дауд не дал ей передышки и немедленно пустился в погоню, взбираясь на кирпичную груду и истошно вопя: